Дирин П.П. История Лейб-Гвардии Семёновского полка.
|
Высочайшим приказом от 11-го апреля 1848 года, командиром лейб-гвардии Семеновскаго полка был назначен генерал-майор Гильденштуббе. Произведенный в 1819 году из кадет 1-го корпуса л.-гв. в Волынский полк, Александр Иванович принимал участие в обеих кампаниях против польских мятежников, и в 1831 году отличился в сражении на Понарских высотах, близ города Вильно, за что произведен был в чин капитана. В том-же году капитан Гильденштуббе был командирован для препровождения тела Великаго Князя Константина Павловича от города Витебска до С.-Петербурга, а по окончании командировки вернулся обратно в полк, с которым оставался в Польше до совершеннаго окончания военных действий. В 1843 году полковник Гильденштуббе был произведен в генерал-майоры, в 1845 году — по Высочайшему повелению — принял в командование первую бригаду первой гренадерской дивизии, а через два с половиною года — л.-гв. Семеновский полк.
Венгерская кампания 1849 г. Объявление похода к западным границам.Не прошло года командования полком, как генералу Гильденштуббе пришлось вести его в поход к западным границам, по случаю возстания в Венгрии. В 20-х числах апреля узнали в полку о походе только по некоторым распоряжениям, но оффициальнаго объявления не было. Государю Императору угодно было лично передать эту весть войскам. 28-го числа был назначен смотр первой гвардейской пехотной бригаде в Высочайшем присутствии, по окончании котораго Его Величество, оставшись совершенно доволен учением, перед церемониальным маршем обратился к полкам с следующими словами:
«Вам назначен поход; может быть, придется быть в деле, — я уверен, что вы и там будете такими-же молодцами, какими я вас видел сегодня». |
Громкое «ура» разнеслось по рядам и заглушило дальнейшия слова Государя. Через два дня, во время майскаго парада, после прохождения по-дивизионно, когда полки сомкнулись в колонны, Государь Император, приказав войскам оправиться, подъехал к правому флангу 1-го баталиона Семеновскаго полка и изволил обратиться к офицерам и солдатам с следующими словами:
«Спасибо, Семеновские; отпуская вас в поход, я в вас так уверен, что если-бы собственными глазами увидел, что вы оплошали, то себе бы не поверил». |
Почти весь май месяц прошел в приготовлениях к предстоящему походу и в смотрах трем действующим баталионам и двум запасным. Последний смотр делал Его Высочество Наследник Цесаревич и остался им весьма доволен. Накануне выступления роты, были приведены в 7 часов вечера в полковую церковь. Речь, сказанная священником, заключалась в следующем:
«Милыя и духовныя дети мои! По промыслу Всевышняго и воли Помазанника Божия, вы разстаетесь с нами и идете на защиту праваго дела, чтобы стяжать себе и оружию своему новую славу, во славу имени Божия. Будьте в трудах крепки и терпеливы, в лишениях — без ропота и покорны, в неудачах — тверды и не упадайте духом, в счастии — не горделивы и благодарны Господу. Душевно скорблю, что удрученный годами не могу снова сопутствовать, как почти 40 лет тому назад, и быть личным свидетелем в ваших подвигах. Оставаясь здесь, у престола Божия, в родном храме нашем буду молиться за вас: да благословит Господь путь ваш. Грядите с миром и приносите нам мир!». |
Трудно передать то впечатление, какое произвело это глубоко прочувствованное напутствие всеми уважаемаго 70-ти-летняго старца, отца Наумова, со слезами разстававшагося с своими духовными детьми, которых сопровождал еще в отечественную войну.
Выступление.На другой день, 27-го мая, в 8 часов утра полк был собран на площади и построен в каре, среди котораго перед аналоем отслужен молебен всеми тремя полковыми священниками и окроплены знамена. В 9 часов полк построился развернутым строем лицом к царскосельской железной дороге, имея на левом фланге батарею и пионерный дивизион, выступавшие вместе с Семеновцами. Через час прибыл Великий Князь Михаил Павлович вместе с Наследником Цесаревичем, объехали ряды и скомандовали к церемониальному маршу. В то время, когда баталионы зашли по-взводно, к полку подъехала коляска, в которой сидели Ея Императорское Высочество Цесаревна Мария Александровна с двумя сыновьями своими Великими Князьями Николаем и Александром Александровичами, удостоившими выступление нашего полка своим присутствием. Каждый взвод заслужил одобрение Его Высочества, вполне довольнаго как бодрым видом людей, так равно обмундировкою их, церемониальным маршем и обозом. Выйдя на шоссе Обводнаго канала, взводы строили отделения и продолжали идти вольно между улицею народа, но никто ни на шаг не оставлял своего места и только, заметив между зрителями родных и знакомых, весело знаком отвечали на прощальный поклон.
У новой Московской заставы полк остановился. Великий Князь объехал отделения и пропустил их мимо себя. На второй версте Великий Князь опять остановил баталионы, в то время, когда они отмыкали штыки и надевали полунагалища[1], и опять объехал каждый баталион. Доехав до праваго фланга, Его Высочество еще раз пропустил полк походным шагом, и на этот раз, казалось, уже в последний. Но Михаил Павлович, как-будто, не мог разстаться с полком; он более версты еще ехал вместе с ним и, не доходя до Чесменской богадельни, вновь остановил его. Проезжая мимо 1-го баталиона, он говорил с начальником нашей колонны, генерал-адъютантом Сумароковым и, сколько можно было разслышать, рекомендовал Семеновцев в самых лестных выражениях. Затем, подъехав ко 2-му баталиону, он вызвал к себе ротных командиров, благодарил их и выразил уверенность, что где-бы полк ни был, он сохранит, то-же блестящее состояние, в каком полк находится в настоящее время; наконец, простившись, направился к Петербургу. Кто мог думать, что это прощание с Великим Князем будет уже последнее! Одной только 4-й фузилерной роте, через несколько дней, привелось еще видеть Его Высочество.
Маршрут.Маршрут следования полка к западным границам был следующий: мая 29-го — Гатчино, июня 3-го — Луга, 12-го — Псков, 22-го — Режицы, 27-го — Динабург, июля 4-го — Свенцяны, 8-го — Вильно, 11-го — Ошмяны. В Вильне полк переправлялся через реку Вилию на пароме по-баталионно; переправа началась в 12 часов ночи и окончилась только к разсвету. По окончании переправы баталионы разделились: 1-й тронулся по дороге на Ошмяны, 2-й на Гродно, а 3-й остался в Вильно для прикрытия артиллерии до 11-го числа, после чего выступил из города в места, назначенныя постоянным расквартированием.
Дислокация была составлена по-ротно; полковому штабу и 1-му баталиону отведены были квартиры в Жупранах, Ошмянах, Граужишках и Креве; 2-й баталион расположился в Дзевинишках, Воронове, Липнишках и Нарвалишках. 3-му предоставили Ошмяны. Но на этих квартирах полку пришлось простоять лишь неделю; 10-го августа весь полк перешел в город Вильно для занятия караулов, где и оставался до 16-го сентября, т. е. по день выступления в обратный поход.
Проезд через Вороново Наследника Цесаревича Александра Николаевича и Великаго Князя Михаила Павловича.Во время стоянки на квартирах через район полка проехали Их Высочества Наследник Цесаревич и Михаил Павлович. Командир 4-й фузилерной роты, расположенной в то время в дер. Воронове, поручик Карцов[2], так описывает это достопамятное для его роты событие:
«Проезд Цесаревича был назначен 15-го июля. С 8-ми часов вечера начались ожидания, в надежде, что на этой станции Его Высочеству угодно будет остановиться для вечерняго чая, но это случилось на предыдущей станции; поэтому в 9 часов, когда уже смерклось, были отпущены ординарцы, приготовленные на случай, если-бы проезд был до вечерней зари. Не смотря на позднюю пору и на темноту ночи, почтовый двор был окружен толпою народа, собравшагося из окрестных деревень. Станционный смотритель хлопотал о том, чтобы ямщики скорее перепрягали, содержатель станции спрашивал, хорошо-ли он развесил картины, десятские-евреи отгоняли одноплеменников своих от лошадей, уже выведенных. Среди этих распоряжений прискакал сторожевой еврей с криком: «Великий Ксенж еде», и вскоре приближающийся свет передоваго факела показал, что Его Высочество въезжает в селение. Предвидя, что в ночную пору Его Высочество мог почивать в коляске, нужно было употребить командную власть, чтобы унять суету и говор толпы, окружавшей станцию. Экипаж остановился; вместе с Его Высочеством был адъютант его полковник граф Адлерберг. Его Высочество действительно спал, но большая суета при перепряжке разбудила его, и он проснулся. Узнав поручика Карцова, Его Высочество изволил разговаривать с ним и разспрашивать про роту, как она расположена, как дошла до квартир, много-ли больных и проч. Разговор продолжался до тех пор, пока лошади уже были готовы и увезли от 4-й роты дорогаго гостя. Через 4 дня начали ожидать проезда через Вороново Великаго Князя Михаила Павловича. Подобно как и при проезде Государя Наследника около станции собрались все окрестные жители и помещики; сюда-же прибыл и командир 2-го баталиона, полковник граф Ребиндер. В 12 часов дня к станции подъехал в коляске Великий Князь, сопровождаемый генерал-лейтенантом Толстым. Выйдя из экипажа, Его Высочество заметил, что он здесь не ожидал видеть Семеновцев, а думал, что уже находится в районе Егерскаго полка. Приняв ординарцев — прапорщика Подседлевича, унтер-офицера Шешневатаго и ефрейтора Димитриева, Великий Князь обратился к окружавшим его нижним чинам и разспрашивал их про поход, о размещении, о занятиях и больных; сказал, что нам, вероятно, придется простоять в Литве всю зиму и посоветовал офицерам, дабы не скучать, чаще проводить время в своем обществе или охотиться. Людям Великий Князь приказал построиться, чтобы легче иметь возможность осмотреть каждаго, желая узнать тех, которых знал прежде лично. Между тем время летело — лошади давно уже были готовы и настала последняя минута пребывания с нами всеми любимаго Августейшаго командира. Милостиво и ласково простился Великий Князь с Семеновцами, причем, когда офицеры помогали ему садиться в коляску, он заметил: «Видите, стар стал да и хвор! Ну, прощайте; вижу, что все у вас хорошо, за что и спасибо, и надеюсь, что и всегда так будет. Живите с Богом». |
Экипаж тронулся, и Семеновцы навсегда разстались с Великим Князем.
«Грустны, осиротелыми остались мы на площади, — прибавляет очевидец, — взглянули друг на друга, и одна мысль выразилась на лице каждаго — это было грустное, тяжелое предчувствие. Было известно, что Великий Князь, по выступлении гвардии из Петербурга, был нездоров, но никто из нас не полагал, чтобы болезнь эта была предшественницею другой — мучительной и смертельной; между тем каждый заметил большую перемену в Его Высочестве против того, каким видел его при выступлении». |
Стоянка в Вильно, продолжавшаяся с 11-го августа по 17-е сентября, была исключительно посвящена караульной службе и занятиям стрельбой с вновь сформированной командой штуцерных застрельщиков, производившейся на Погулянках, под руководством подпоручика фон-Эттера. Здесь-же полк получил приказ об окончании военных действий и о возвращении в места постоянного своего расположения.
Кончина Великаго Князя Михаила Павловича.Государь Наследник Цесаревич, вступивший в командование гвардейским и гренадерским корпусами, отдал следующий приказ о кончине Михаила Павловича:
«Всемогущему Богу угодно было посетить нас еще новым несчастием, еще воззвать в горния селения свои одну душу Нашего семейства. Его Императорское Высочество Великий Князь Михаил Павлович, главнокомандующий гвардейским и гренадерским корпусами, почил в Бозе, после трудной болезни, в Варшаве сего 28-го августа, прослужив полвека верою и правдою Государю и почти 23 года командуя отдельным гвардейским и 5 лет гренадерским корпусами. Покоряясь пред неисповедимыми судьбами Всевышняго, Я с искренним и горьким душевным прискорбием возвещаю об этом событии войскам гвардейскаго и гренадерскаго корпусов. Плачьте, ребята! Соединим все вместе слезы наши у престола Всемогущаго. Его Высочество был справедливый начальник и попечительный отец ваш. Плачьте и молитесь милосердому Богу, да примет и упокоит Он душу его во святых своих обителях!». |
Умирая Великий Князь Михаил Павлович завещал передать в лейб-гвардии Семеновский полк на память о нем свою шпагу, которую при жизни постоянно носил Его Высочество. Завещание покойнаго, в силу котораго различным частям и ведомствам, состоявшим под начальством Великаго Князя, оставлялись на память полученныя им награды, вещи и оружие, обыкновенно им носившияся или с которыми для Его Высочества были связаны какия-либо воспоминания, оканчивалось нижеследующими словами:
«Благодарю всех моих сослуживцев за их усердие и за их ко мне доверенность. Если я кого обидел или из моих подчиненных, или по другим моим соотношениям, то от всей души и искренно прошу их простить меня и верить мне, что я никогда не хотел огорчить их с умыслом». |
Государь Наследник Цесаревич, зная любовь всей гвардии к покойному Великому Князю, отнесся к ним особым приказом в следующих выражениях:
«Примем эти новые залоги драгоценной для нас памяти Его Императорскаго Высочества, как знаки его милостивой отеческой признательности и любви к войскам, обязанным своим благосостоянием его-же неусыпной заботливости. Из духовнаго завещания да увидят все, имевшие счастие служить под начальством в Бозе почившаго Его Императорскаго Высочества в войсках отдельнаго гвардейскаго корпуса, незабвенныя чувства к нам высокой души его. Соединим и мы чувства искреннейшей душевной благодарности нашей за его попечение и любовь к нам с пламенною молитвою к Всевышнему Богу об успокоении души его. Сохраним навсегда память о нем и да будет она указателем, как сам он был примером любви и преданности к Богу и Государю и к точному исполнению долга службы». |
18-го сентября л.-гв. Семеновский полк выступил из города Вильно для обратнаго следования в Петербург. Маршрут движения был следующий: сентября 20-го — Вилькомир, 30-го — Динабург, октября 6-го — Режицы, 16-го — Псков, 24-го — Луга, 2-го ноября полк вступил в Петербург.
Эпизод с капитаном Скюдери.Во время этого перехода с командиром 2-й фузилерной роты капитаном Скюдери произошел следующий случай. На одном из переходов 2-я рота расположилась на ночлег в деревне; командир роты занял квартиру в станционном доме и не предполагал, что всю ночь был соседом командующаго корпусом, который прибыл в деревню, когда стемнело, и тотчас лег спать, а с разсветом продолжал путь, не потревожив никого. По поводу этого недосмотра был отдан приказ по полку (8-го октября) не лишенный характерности:
«4-го октября, по прибытии полка в Горикально — так гласил пункт 12-й приказа — 2-я фузилерная рота имела ночлег и дневку в расположении самой почтовой станции, куда в 10 часов вечера прибыл и остановился на ночлег командующий гвардейским пехотным корпусом генерал-адъютант Сумароков. Командир 2-й фузилерной роты, капитан Скюдери, не озаботясь поставить на станции дневальнаго, с тем чтобы тот мог доносить ему о проезжающих начальниках, сам оставался в неизвестности о присутствии на станции командующаго корпусом; не мог и меня известить об этом, о каковой изумительной неизвестности капитана Скюдери делую известным по полку». |
При вступлении в Петербург, Семеновский полк вместе с Московским прошел от заставы прямо на Дворцовую площадь на смотр к Государю, по окончании котораго вернулся в свои казармы.
Конвойный баталион.Во время похода 1849 года к западным границам, в Петербурге от гвардии оставались два баталиона — один от л.-гв. Преображенскаго полка, а другой от л.-гв. Семеновскаго — для составления почетнаго конвоя Императрицы. Обоими баталионами командовал министр двора князь Волконский, к которому ежедневно являлись баталионные адъютанты Свечин (Преображенскаго полка) и Шульман (Семеновскаго полка) за получением приказаний. Баталионы эти имели исключительное назначение всюду сопровождать Императрицу и занимать дворцовый караул в ея местопребывании. Князя Волконскаго, находившагося постоянно при дворе и мало знакомаго со строевою службою, тем не менее, чрезвычайно занимала должность баталионнаго командира; все мельчайшия распоряжения по баталиону он делал сам и каждое воскресенье или праздник производил баталионам парады, смотры и разводы. При педантичности и строгости уставных требований того времени, его ученья производились совершенно патриархально; так, например, когда баталионы приводились на указанныя места, то разставлялись не по линейным унтер-офицерам, как того требовал устав, а по его личным указаниям: «сюда», «вот этак», «нет, не так» и проч.
Пожалование полку новых знамен по случаю 150 лет со дня наименования его лейб-гвардиею.Почти через год по возвращении полка из похода, Государю Императору благоугодно было, по случаю полутораста лет со времени наименования его лейб-гвардиею, ознаменовать этот день дарованием новых знамен. По этому случаю весь полк, в 4-х-баталионном составе, прямо из лагеря, вместо загороднаго расположения, введен был в Петербург для приготовлений к предстоящему торжеству. 21-го августа 1850 года, в 11 часов утра, все офицеры полка собрались в Зимний дворец для прибивки новых знамен. Так как знамена жаловались, кроме л.-гв. Семеновскаго и Преображенскаго полков, еще и происходящим от последняго л.-гв. Московскому и Литовскому, то в описываемой церемонии участвовали все офицеры этих полков.
В Георгиевском зале на 16-ти столах, поставленных в 4 ряда, лежали древки, полотна знамен и все необходимое для их прибивки. На столах перваго ряда были знамена первых баталионов, положенныя по старшинству полков, за ними вторых и т. д. Ровно в 12 часов вошел в залу Государь Император и изволил начать прибивку со знамени 1-го баталиона л.-гв. Преображенскаго полка. Все офицеры разместились возле столов своих баталионов — в ожидании своей очереди. Развертывая полотно знамени 1-го баталиона л.-гв. Семеновскаго полка, Государь взглянул на сделанную на нем надпись: «За отличие при Кульме» и сказал, обратившись к офицерам:
«Надеюсь, господа, что к этой надписи прибавится со временем не менее славная, за которую если не мне, то вот кому (указывая на Наследника и сыновей его) придется благодарить вас, как я теперь благодарю вас за вашу службу. Подобную благодарность полк ваш верно постоянно всегда и везде заслужит, — в этом я вполне и совершенно уверен». |
Каждый из полков удостоился царскаго привета. Обив тесьму кругом древка первым рядом гвоздей, Государь передал молоток Наследнику Цесаревичу. После него следующие гвозди были вбиты по порядку Их Императорскими Высочествами Николаем Александровичем, Николаем и Михаилом Николаевичами, Принцами Петром Георгиевичем Ольденбургским и Максимилианом Лейхтенбергским, за ними генерал-адъютантами князем Волконским, Адлербергом, Набоковым, Ливеном, Сумароковым, Катениным и потом всеми присутствовавшими генералами гвардейскаго корпуса, а затем всеми офицерами. В то время, когда Государь прибивал знамя втораго баталиона и навертывал место для гвоздя, шило соскочило с древка и оцарапало ему руку, а брызнувшая кровь оставила пятно на полотне знамени[3]; Государь, по разсказам очевидца, отдавая его знаменьщику 2-го баталиона, сказал ему:
«Береги его вдвойне — на нем Царская кровь». |
По окончании прибивки, Его Величество собственноручно передал каждое знамя знаменьщику, после чего всем им приказал следовать за собою. В портретной галлерее все знамена рукою Царя были положены перед портретом Императора Александра I-го, где они и должны были оставаться до следующаго дня.
Высочайшая грамота.22-го августа, в 9 часов утра, перед выступлением на парад, полк, в полной парадной форме, выведен был на Семеновский плац и поставлен в каре, фасы котораго составлены были из баталионных взводных колонн справа. По прибытии командира полка все офицеры были вызваны внутрь каре, скомандовано: «на караул!» и генерал-майор Гильденштуббе прочел следующую Высочайше пожалованную грамоту полку:
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ |
|
МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ, |
|
Император и Самодержец Всероссийский |
|
и проч., и проч., и проч. |
|
Нашему лейб-гвардии Семеновскому полку. |
|
Восприяв начало свое в 1683 году, под названием Потешных, Семеновский полк в 22-й день августа 1700 года впервые наименован Императором Петром Великим лейб-гвардиею. |
|
По случаю совершения ныне ста-пятидесяти лет от сего события, Мы Всемилостивейше жалуем всем четырем баталионам лейб-гвардии Семеновскаго полка, в замен прежних, новыя георгиевския знамена с надписью: «1683—1700—1850», изображающею эпохи основания полка, наименования его лейб-гвардиею и ста-пятидесятилетия, ныне от этого наименования протекшаго. При сем сохраняется и прежняя на знаменах надпись: «за оказанные подвиги в сражении 17-го августа 1813 года при Кульме». |
|
Повелеваем: препровождаемыя при сем знамена освятить по установлению и употреблять на службу Нам и Отечеству, с верностью, усердием и храбростью, российскому воинству всегда свойственными. |
|
Николай. | |
С.-Петербург. | |
22-го августа 1850 года. |
С Семеновскаго плаца полк пошел на Дворцовую площадь, где был поставлен перед Александровскою колонною, тылом к Главному Штабу, в баталионных колоннах справа, имея головы их на одной линии. По окончании равнения и прибытия начальников — Государь Император со всею царскою фамилиею объехал фронт и принял личное начальство над 1-м баталионом л.-гв. Преображенскаго полка, отдав честь выносимым из дворца старым знаменам. После этого баталионы были поставлены покоем вокруг Александровской колонны. Возле колонны устроено было два богатых навеса — один для священнослужителей, другой для особ императорскаго дома. Когда войска вступили на назначенныя места, из дворца вынесены были новыя знамена, поставлены у аналоя, и тогда началось освящение их, причем командирами полков произнесена присяга. По окончании освящения, знамена отнесены к своим баталионам уже с отданием должной им чести. Совершавший служение обер-священник Бажанов окропил фронт святою водою, после чего баталионы перестроены в дивизионныя колонны для церемониальнаго марша. В тот-же день все офицеры полка имели счастие быть приглашенными к Высочайшему обеденному столу, после котораго вся царская фамилия удостоила офицеров остаться некоторое время в аванзале, в кругу их. На другой день после описаннаго торжества получена была в полку бумага о том, что Государю Императору угодно пожаловать полку старыя знамена, как свидетелей Бородинской битвы, Кульмскаго сражения и взятия Парижа, для хранения на вечныя времена в полковой церкви вместе с мундиром Императора Александра Павловича; причем сообщено, что
«Его Величеству угодно, чтобы старыя знамена выносимы были раз в году на торжество избавления России от нашествия иноплеменников»[4]. |
Через год после торжества пожалования и освящения знамен, Семеновцы имели счастие быть свидетелями другаго торжества, происходившаго в Москве по случаю празднования двадцатипятилетия царствования Императора Николая Павловича. В августе месяце 1851 года для принятия участия в этом торжестве был командирован в Москву 1-й баталион л.-гв. Семеновскаго полка. Не станем описывать подробностей всех смотров, парадов и Высочайших выходов, в которых он принимал участие, но остановимся на описании посещения Семеновцами своей колыбели. Прихожане Введенской церкви, что в селе Семеновском, выразили желание чествовать основателей и родичей своего прихода, и пригласили весь 1-й баталион для слушания молебна, а затем к завтраку. То-же было предложено и прихожанами церкви в селе Преображенском своим выходцам.
В назначенный день, рано утром, двинулись оба баталиона из своих казарм вместе, без ружей, имея впереди хоры музыки. Дойдя до Введенской площади, баталионы разделились; л.-гв. Преображенский повернул налево, а л.-гв. Семеновский с благоговением предстал перед колыбель своих прадедов. Трудно описать радушие и восторг, воодушевлявший жителей Семеновскаго села во время приема своих гостей. Церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы, весьма красивая по внутренней своей отделке, была недостаточно обширна, чтобы вместить в себе большое число молящихся; поэтому во время литургии некоторая часть людей должна была поместиться на паперти и молебен был отслужен на площади почтенным священником Потаповым, служившим при церкви 30 лет. По окончании молебна, Семеновцам был предложен роскошный обед — гг. офицерам в шатре, а нижним чинам на открытом воздухе, во время котораго играла полковая музыка.
В знак признательности за прием и желая увековечить память об этом дне, офицеры 1-го баталиона пожертвовали в церковь серебряную, вызолоченную лампаду с тремя херувимами, между которыми вырезана следующая надпись:
«Господа офицеры 1-го баталиона л.-гв. Семеновскаго полка, августа 30-го дня 1851 года». |
Лампада эта и по сию пору теплится перед иконою Введения во храм, которая находится в иконостасе главнаго придела около праваго клироса.
Приют престарелых.Не смотря на короткое командование полком генерала Гильденштуббе, период этот был ознаменован, кроме вышеописанных событий, основанием приюта для престарелых нижних чинов полка, выслуживших срок службы и не имеющих средств содержать себя. Инициатива учреждения приюта принадлежит генералу Гильденштуббе; а честь основания — князю Волконскому. Поводом к этому послужило то обстоятельство, что однажды генерал Гильденштуббе встретил одного из своих старых солдат в крайней нищете, просящаго милостыню. Не имея возможности дать ему достаточное пожизненное обезпечение и, вместе с тем, сознавая, что подобные случаи, по всем вероятиям, не единичные, он обратился к князю Волконскому, бывшему в то время министром двора, с проектом учреждения при полку приюта и с просьбою содействовать этому делу. Князь Волконский, считавшийся шефом 3-й гренадерской роты и получавший по этому званию особое содержание, воспользовался случаем, чтобы сделать доброе дело, и получаемое им содержание пожертвовал на учреждение приюта и содержание в полку 12-ти кроватей для достойных стариков — однополчан, не имеющих возможности зарабатывать себе пропитание трудом.
История полка.К командованию генерала Гильденштуббе следует отнести начало составления «Истории л.-гв. Семеновскаго полка» поручиком П. П. Карцовым. Внимательного чтения отпечатанных двух частей и самаго поверхностнаго знакомства с полковым архивом достаточно для того, чтобы составить себе понятие, сколько трудов стоило П. П. Карцову выполнить свою задачу и насколько она была составлена добросовестно и внимательно. Впоследствии «История», составленная П. П. Карцовым, дала обильный и драгоценный материал не только для продолжения полковой истории, но и для составления истории л.-гв. Преображенскаго полка (Азанчевским) и л.-гв. 2-й артиллерийской бригады.
Генерал-майор Бистром.В декабре 1853 года генерал Гильденштуббе сдал полк командиру 1-го баталиона, флигель-адъютанту полковнику Бистрому. Барон Родриг Григорьевич Бистром может считаться первым и единственным примером в том отношении, что, надев Семеновский мундир в 1827 году, он прошел в нем все чины, начиная с унтер-офицерскаго, и продолжает его носить по настоящее время уже в звании генерал-адъютанта и генерала от инфантерии. Произведенный в 1828 году в прапорщики в л.-гв. Семеновский полк, барон Бистром не покидал, во все время бытности своей в полку, службы строевой, постоянно проходя все иерархическия ступени — от субалтерн-офицера до баталионнаго командира; в 1845 году произведен в полковники, в следующем году назначен командиром 3-го баталиона, в 1851 принял первый баталион и в том-же году назначен флигель-адъютантом Его Императорскаго Величества, а через 2 года, прямо из баталионных командиров, Высочайшим приказом, назначен командующим полком. В этой должности он оставался до 1860 года, был произведен в генерал-майоры, в 1855 году назначен в свиту Его Величества, а в 1860 году генерал-адъютантом, и в этом новом звании прокомандовал полком 3 месяца; 12-го ноября 1860 года он принял 2-ю гвардейскую пехотную дивизию. В боевом отношении служба барона Бистрома неразрывно связана с полковою боевою хроникою. Во всех делах против неприятеля, в период времени с 1828 года по 1860 г., барон Бистром принимал деятельное участие, а именно при осаде Варны — в чине прапорщика, при Желтках и при штурме Воли — в чине подпоручика, в Венгерскую кампанию — командуя 3-м баталионом, а в Крымскую войну — командуя уже полком.
Война 1854 года.10-го февраля 1854 года последовал манифест о разрыве с Англиею и Франциею, и одновременно с ним назначено было выступление частей гвардии для охранения Балтийскаго прибрежья от неприятельских высадок.
Первые 2 месяца по открытии военных действий л.-гв. Семеновский полк оставался в Петербурге в своих казармах, но в полной готовности по первому требованию выступить в поход. За неимением еще в то время телеграфов, действие теперешних городских телеграфных станций заменялось поднятием на пожарных каланчах особо установленных сигналов. Сигналы эти состояли из черных шаров с голубыми флагами днем, а ночью — из зеленых фонарей. Смотря по числу и расположению шаров, войска, входившия в состав прибрежной охраны, должны были предпринимать известныя передвижения или действия.
Для наблюдения за ними в каждом полку наряжался особый офицер, унтер-офицер и рядовой, которые, при первом появлении их, должны были тотчас-же давать знать командиру полка и, смотря по важности сигнала, делать соответствующия распоряжения по полку. На случай тревоги баталионы должны были следовать к сборному месту, на Марсово поле, в полной боевой готовности — с патронными ящиками, фургонами и проч., а обоз должен был немедленно изготовиться на Семеновском плацу и ждать дальнейших распоряжений.
Петергоф.В этих приготовлениях и постоянной неизвестности относительно плана действий противника и приготовлений к его отражению, в случае появления его в устьях Невы, прошел весь март и апрель месяцы. 4-го мая Семеновский полк, в четырех-баталионном составе, вступил в Петергоф, где расположился по квартирам; сборным-же местом был назначен кадетский лагерь. Стоянка в Петергофе, продолжавшаяся все лето до поздней осени, несмотря на присутствие Нэпира у Красной Горки с соединенным флотом, походил скорее на веселую дачную жизнь, чем на боевую стоянку. Жизнь полка в Петергофе была самая приятная; одно, что печалило и портило общее настроение, это — слухи о неудачных действиях Паскевича под Силистрией и сдача Аланда; кроме того, носились слухи о намерении англо-французов высадиться на юге России.
Резервы.Почти со дня вступления в Петергоф и по день выступления в полку производились ежедневно ученья баталионныя, полковыя и дивизионныя; иногда роты наряжались в распоряжение заведывавшаго прибрежными фортификационными работами, для возведения укреплений и их вооружения. К концу-же лета, когда стало известно о выступлении полка в поход в Царство Польское, началось формирование двух баталионов, которые предназначались для составления петербургскаго резерва. Таким образом, в сентябре полк состоял из 6-ти баталионов — первых трех действующих и последних трех запасных, вошедших впоследствии в состав резервнаго гвардейскаго корпуса. С этими последними было не мало хлопот: 4-й и 5-й баталионы были укомплектованы из безсрочно-отпускных и имели заранее составленные кадры офицеров и унтер-офицеров. 6-й-же было приказано сформировать полковнику Фуругельму в сентябре месяце без всякой предварительной подготовки. Первое время баталион этот, расположенный в Пулкове и Кузьмине, представлял из себя сброд рекрутов без всяких кадров и без офицеров. Постепенными переводами частью из других баталионов, частью из армии, удалось набрать штатное число офицеров и унтер-офицеров. К концу октября полковнику Фуругельму кое-как удалось сколотить баталион и обучить его стойке, маршировке и поворотам; про ученья ротныя и баталионныя не могло быть и речи. Но, не смотря на это, в ноябре баталион был представлен на смотр Государя Императора и удостоился в первый раз счастья услышать царское спасибо.
Поход к границам Польши. Тыкоцинский мор.5-го сентября три первые баталиона полка выступили в поход из Петергофа в Польшу. Прибыв в город Свенцяны 14-го октября, они простояли здесь до 24-го, а затем перешли в Тыкоцин. Потрясающее воспоминание сохранили участники этого периода похода; с ним соединяется страшная картина тыкоцинскаго мора, жертвою котораго сделалась половина полка. Во время перехода из Петергофа в Свенцяны, по дороге открылся тиф. В самом начале не было принято достаточно энергических мер, чтобы прекратить эпидемию; заболевшие в дороге нижние чины следовали за полком в повозках, число которых, подходя к Тыкоцину, дошло до 60-ти. По прибытии полка в Тыкоцин, тиф, занесенный сюда больными, стал страшно свирепствовать и ежедневно уносил в могилу по нескольку десятков человек. Медицинский персонал выбивался из сил, пока врачи сами не заболевали. Фельдшера и лазаретные служителя все переболели и большинство умерло. Вместе с тем, с каждым днем потребность в них делалась все ощутительнее. Стали брать в лазаретные служителя прямо из рот, но вновь назначенные тотчас-же заражались, увеличивали число больных, а следовательно требовали назначения на их место новых и в большем количестве. Каждым приказом по полку требовалось человек 5—6, которые, отправляясь в лазарет, видели в себе людей как-бы наверное приговоренных к тифу и смерти.
Безропотно переносили солдаты эти невзгоды, но тяжело было у каждаго на душе ждать своей очереди попасть в лазарет. Нелегко было и ротным командирам, исполняя полковой приказ, почти наверное обрекать на смерть своих людей. Отголоском общаго настроения явились фельдфебеля, которые испрашивали у ротных командиров разрешение назначать солдат в лазаретные служителя по жребию. Такое положение продолжалось три месяца, когда 10-го февраля высшее начальство решилось пресечь этот мор переводом полка из Тыкоцина в Гродно.
Кончина Императора Николая I-го.В Гродно полк простоял с 15-го февраля по 21-е июня, а затем, в начале августа, был переведен в Ковно. Во время стоянки в Польше Семеновцы узнали о высадке союзников в Крыму, об осаде, защите и падении Севастополя, о всех преобразованиях, которыя закипели в военном мире, но ничто не поразило их так, как известие о кончине Императора Николая Павловича.
Горестное это известие было привезено в полк совершенно неожиданно фельд-егерем, так как, находясь далеко от Петербурга, никто не подозревал, даже о болезни Императора, а узнав сразу, что возлюбленнаго Государя не стало, никто не хотел вначале верить и спрашивал сам себя, может-ли это быть? В первом баталионе даже случился эпизод, который несколько смутил его командира, полковника Клауди. Он был до такой степени поражен известием, что, собрав свои роты в церкви, вышел к ним и прямо объявил: «Николай Павлович скончался». Люди были так мало подготовлены к этому известию, что по церкви сразу раздался глухой стон. Несколько сот человек, а за ним отдельные возгласы нескольких людей: «Не может быть! Не может быть!» Полковник от этого на минуту растерялся, так что остановился на первых-же словах, и чтобы убедить людей в горькой истине, достал Высочайший манифест, громко прочел его и тогда уже приступил к приведению к присяге всех чинов на верность службы Императору Александру II.
Высочайший приказ 19-го февраля 1855 года.Вскоре в полку был получен следующий Высочайший приказ, от 19-го февраля 1855 года:
«Неисповедимому Промыслу Божию угодно было посетить всех нас всеобщею горестью. Мы лишились отца, благодетеля и Государя нашего Николая Павловича. С сердцем, полным скорби, сыновней любви и памяти к благодеяниям незабвеннаго родителя моего и Императора, я возвещаю войскам гвардейских и гренадерских корпусов о сем печальном событии и остаюсь убежденным, что все чины сих войск, зная отеческия попечения и постоянную об них заботливость отца и Монарха, вполне сочувствуют, сколь велика наша потеря, и разделяют со мною общую скорбь, столь неожиданно Нас постигшую. Как близки были к сердцу в Бозе почившаго Императора Николая Павловича войска и как Государь любил их, тому служит доказательством последнее завещание родителя моего, в котором, между прочим, сказано: «Благодарю славную, верную гвардию, спасшую Россию в 1825 году, равно храбрые и верные армии и флот; молю Бога, чтобы сохранил в них всегда те-же доблести, тот-же дух, коими при мне отличались. Покуда дух сей сохранится — спокойствие Государства и вне и внутри обезпечено, и горе врагам его! Я их любил как детей своих, старался, как мог, улучшить их состояние; ежели не во всем успел, то не от недостатка желания, но от того, что или лучшаго не умел придумать, или не мог более сделать». Глубоко проникнутый сею незабвенною Монаршею любовью к войскам гвардии и гренадер, в рядах которых, с приятным о том воспоминанием, Я сам провел 17 лет, поспешаю исполнить последнюю волю в Бозе почившаго родителя моего и передать им благодарность Государя, будучи вполне убежден, что она послужит войскам залогом обильных забот и отеческих попечений об них вечной памяти достойнаго Монарха, и что они потщатся оправдать надежды, коими исполнено было сердце Государя в последния минуты его жизни». |
Одновременно с этим приказом отдан был другой, в котором Государь Император обращался к Российским войскам:
«Храбрые воины! Доблестные сподвижники в Бозе почившаго Августейшаго Вождя вашего! Вы запечатлели в сердцах ваших последнее выражение Его нежной, родительской к вам любви. В знак сей любви, войска гвардии, 1-й кадетский корпус, гренадерский генералиссимуса князя Суворова полк, жалую вам те самые мундиры собственно Его Величества, кои Государь ваш благодетель сам носить изволил; храните сей залог, и да хранится он между вами как святыня, как памятник и для будущих родов незабвенный». |
Пожалованные мундиры, с почестями и в порядке, указанными волею Его Величества, вынесены были из Зимняго дворца штаб-офицерами при ассистентах и приняты взводами резервных полков гвардии, находившихся в Петербурге и его окрестностях, а затем, после установленной встречи, панихиды и отдания чести, отнесены для вечнаго хранения в полковыя церкви.
К концу осени 1855 года военныя действия вообще приостановились; 17-го февраля 1856 года заключено было предварительное перемирие, а 18-го марта подписан мирный трактат в Париже, после котораго все войска возвратились в места своего постояннаго квартирования.
ПРИМЕЧАНИЯ