Дирин П.П. История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Глава XXXIV. Балканы.

Движение к Балканам. — Яблоницы. — Правецкий обход. — От Видрар до Правца. — 10-е ноября. — Правецкое дело. — Этрополь. — Первый подъем на Шандорник. — Полковой праздник на Балканах. — Шандорникския невзгоды. — Спуск в Орханиэ. — Второй Шандорник. — Рекогносцировка укреплений Шандорника. — Спуск с Балкан в долину Златицы. — Занятие города Софии. — Числительность полка в ноябре и декабре месяцах. — Продовольствие. — Выступление к Филиппополю.

Движение к Балканам.

2-го ноября в полку, по случаю предстоящаго похода к Балканам, был отслужен молебен, а на следующий день, рано утром, сменила нас, прибывшая накануне, 3-я гренадерская пехотная дивизия, занявшая постепенно и скрытно от турок позицию 1-й гвардейской пехотной дивизии.

С радостным чувством снялись мы с позиции и начали вытягиваться по шоссе. Впереди шла 2-я гвардейская пехотная дивизия со стрелковою бригадою. Первый ночлег наш был назначен в Телише. Пользуясь тем, что почти до самаго города Орханиэ (ныне Дондуково) шоссе было в наших руках, обозы обыкновенно высылались вперед еще накануне, с тем чтобы ко времени прибытия полка на место бивака варка была-бы готова.

На следующее утро, в 7 1/4 часов, как только полк собрался продолжать движение к д. Петревен, была получена генералом Гурко от генерала Скобелева телеграмма о том, что, по достоверным сведениям, турки намерены сделать вылазку из Плевны на позиции генерала Скобелева, — поэтому движение наше едва не было задержано, — но к 11 1/2 часам пришло приказание продолжать движение к д. Радомирцам. С этого перехода мы вступили уже в Балканския предгорья. Дорога то поднималась на гору, то спускалась в долины, причем на Балканы открывались чудеснейшие виды; вдали перед нами высились громадныя массы Траяна и Калофера, а непосредственно перед глазами, на обширном пространстве, раскинулись предгорья с мягкими очертаниями, покрытыя рощами, лугами и виноградинками. Хотя днем было еще тепло, но зелень почти вся исчезла и общая картина носила отпечаток какой-то суровости[1]. В Радомирцах приказало было оставить обоз 2-го и 3-го разряда и при нем всех слабосильных. За полком-же пошел только обоз 1-го разряда и офицерские вьюки, которыми уже почти все офицеры успели обзавестись.

Следующий (т. е. 6-го ноября) переход вышел всего в 10 верст. Шоссе было так-же удобно, как и прежде, так что артиллерия шла в два орудия. Природа так-же сурово-величественна, как и в предыдущие переходы, но горы становились все выше и выше и доходили до высоты 3,000 ф. Солдат немало поражал вид горных вершин, скрывавшихся иногда за облака. В этот день полк остановился у деревни Яблоницы; бивак был выбран около большаго дубоваго леса, что было праздником для солдат, терпевших последнее время очень много от недостатка топлива.

Яблоницы.

В Яблоницах распространился слух, что, будто, мы надолго там приостановимся и что приказание об этом исходит из полеваго штаба. Едва-ли это не была военная хитрость. Между тем генерал Гурко собрал к себе всех начальников отдельных частей и объявил им о тех распоряжениях, которыя он сделал относительно укрепления занятой нами позиции. Тут-же он произнес энергичную речь, в которой предложил строго следить за тем, чтобы никто не позволял себе легкомысленных суждений вкривь и вкось относительно хода наших действий, причем заметил:

«впоследствии меня будет судить история; теперь-же единственные судьи моих действий — Главнокомандующий и Государь Император, и пока эта голова на плечах (он указал на свою голову), она одна будет распоряжаться».

Затем, очертив предстоящия отряду трудности, генерал Гурко желал получить ручательство командиров частей, что войска выдержат с честью и твердостью предстоящия им гигантския усилия. Разумеется, все единодушно отвечали, что ручаются за свои части[2], и как события впоследствии показали, ручательство это не было ошибочно.

7-го ноября был отдан приказ, на основании котораго все войска были распределены на три отряда: 1) Передовой отряд: 14 бат., 26 эскадронов и 58 орудий, под начальством генерал-майора Дандевиля, должен был выдвинуться вперед к д. Гулема-Болгарский-Извор. 2) Правый летучий отряд генерал-майора Леонова: 16 эскадронов и 14 конных орудий, должен был, базируясь на Врацу, действовать в западной Болгарии. 3) Главныя силы, в состав которых входила и 1-я гвард. пех. дивизия, всего 29 батал., 88 пеших орудий, 8 эскадронов и 16 конных орудий, под начальством генерал-адъютанта графа Шувалова, должны составлять резервный Яблоницкий отряд. Все эти отряды были соединены конною почтою.

8-го числа, вследствие приказания начальника отряда, принялись деятельно за постройку землянок; но вместе с тем в отряде стали носиться слухи, что, будто, мы скоро двинемся отсюда и что в самом непродолжительном времени нам предстоит дело. Впрочем, мы уже начали привыкать к тактике генерала Гурко: если он настойчиво начинал требовать постройку землянок, то это служило верным признаком, что вслед за этим последует какое-нибудь энергичное решение. И действительно, план обхода Правецких позиций уже совершенно созрел и на следующий день должно было начаться его исполнение.

Правецкий обход.

Бивак в Яблоницах находился верстах в 15—20 от неприятеля, занявшаго позиции в горах, близ перевалов через Балканы. Ближайшая к нам позиция турок находилась у селения Правца, на пересечении двух дорог, ведущих в Софию через хребет; это — передовая позиция турок, оберегающая подъем на Балканы по сю сторону хребта. У Правца дорога на перевал разветвляется на две — одна ветвь идет через Орханиэ, другая — через Этрополь (местечки, расположенныя близ перевалов и укрепленныя турками). Наконец, в селении Златица, на спуске по ту сторону Балкан, собраны были турками значительныя силы — резерв турецких позиций, у Орханиэ, Правца и Этрополя. Обороне Балкан способствовала сама природа. Неприступность турецких позиций облегчала защиту их незначительными силами против превосходнаго числом неприятеля. С наших аванпостов открывался вид на эти темныя массы гор, занятыя турками, спрятанными в извилистых кручах на гребнях вершин и в лесах, покрывающих их склоны и вершины. Наши аванпосты, состоявшие из кубанских казаков, были расположены верстах в 10 от Яблоницы, вдоль ручья, пересекающаго софийское шоссе у селения Осиково.

Единственный способ взять неприятеля в подобной позиции — это действовать обходно. Задача эта была возложена на отряд генерала Рауха, который должен был горными тропинками, незаметно для неприятеля, пробраться в обход турецкой позиции у Правца.

Вот это-то движение колонны генерала Рауха, большую часть которой составлял л.-гв. Семеновский полк, представляет операцию, которая отныне должна доставить один из замечательнейших эпизодов последней войны, столь богатой личными геройскими подвигами, блестящим мужеством и необычайною стойкостью наших войск в перенесении всевозможных тяжестей. Все доблести русскаго солдата проявились в такой высокой степени, что самое простое, спокойное ея описание, неизбежно должно носить на себе особенный отпечаток[3].

Вследствие общих соображений, решено было атаковать правецкия укрепления турок двумя колоннами (под общим начальством графа Шувалова): одна — генерал-майора Эллиса 1-го — должна была наступать по шоссе из Яблоницы к Правцу и демонстрировать с фронта, другая-же — под начальством генерала Рауха — обойти турок с леваго фланга и тыла и произвести главную атаку.

Состав последней колонны был следующий: л.-гв. Семеновский полк, 1-й и 4-й гвардейские стрелковые баталионы, команда л.-гв. Сапернаго баталиона, три сотни кубанскаго казачьяго полка, л.-гв. донская батарея, взвод донской № 8-й батареи и два конно-горныя орудия. За начальника штаба был назначен генеральнаго штаба полковник Пузыревский. Само собою разумеется, что никакого колеснаго обоза при отряде не было, даже лазаретныя линейки остались в тылу; офицерския вещи, перевозочныя принадлежности и динамит следовали на вьюках. Сухарей люди имели достаточный запас на себе, в мешках, а в сумках и карманах по 90 патронов на человека[4].

В 2 часа 9-го ноября к полку подъехал генерал Раух и, поздоровавшись с ним, повел колонну через деревню Яблоницы. Пройдя верст 6 по софийскому шоссе, весь отряд свернул вправо и без дороги направился к деревне Видрар. Часам к шести отряд был остановлен у входа в деревню и расположился на отдых. Во время привала генерал Раух собрал всех офицеров и фельдфебелей и сообщил, что цель нашего движения — пройти с артиллериею по совершенно непроходимой дороге в тыл укрепленной турецкой правецкой позиции и проложить дорогу там, где ея нет; что в ночь мы должны сделать 12 верст, а утром — еще 8 и к 11 часам следующаго дня быть на месте назначения. Генерал выразил надежду, что «славный Семеновский полк лихо исполнит возложенное на него поручение и докажет, что даже невозможное для него возможно». Вслед за этим баталионные командиры собрали всех унтер-офицеров и передали им все вышесказанное, для того чтобы все до последняго знали, что от них требуется, и относились-бы к делу вполне сознательно.

Генерал Раух поручил 1-му баталиону разработку дороги, а остальным трем помогать артиллерии. В 10 часов вечера полк тронулся с бивака и пошел по кривым улицам деревни Видрар; все население с радостными лицами высыпало на улицу, крестились, обнимались с солдатами, выносили им хлеб и сладости, и все это делалось втихомолку, говорили шопотом; видимо все сознавали важность этой торжественной минуты[5].

Путь от Яблониц до деревни Видрар был более или менее удобен и не требовал разработки; далее, участок дороги между дер. Видрар и Калугерово оказывался самым неудобным и решительно непроходимым без серьезных улучшений. Дорога шла сначала по левому берегу Малаго Искера, потом переходила на правый и вилась узенькою лентою над пропастями, до облачной высоты. Перебегая с одного хребта на другой, обходя глубокия ущелья и лощины, лепясь почти по отвесным уступам гор, дорога представляла крутые, длинные, часто около версты протяжения, подъемы и спуски. Местами полотно дороги состояло из сплошнаго камня, поднимавшагося в виде лестницы, и загораживалось на половину каменным уступом, так что при движении лафеты нагибались к стороне пропасти и одно колесо значительно поднималось выше другаго. Местами часть полотна была сорвана горными потоками, и колесное движение окончательно прерывалось. Надо к этому прибавить, что перед дер. Калугерово и за нею, до деревни Лаковицы, дорога несколько раз пересекала Малый Искер и ручей Правец, которые как и все горныя реки, текут стремительно, имеют каменистое ложе и глубокия впадины, незаметныя под водою. Не смотря на все указанныя неудобства дороги, решено было воспользоваться ею, так как местные жители не могли указать другаго обходнаго пути, удобнаго в стратегическом смысле. Для приспособления-же дороги к движению и возможному улучшению ея придана была, как мы уже говорили, к колонне команда сапер; кроме того, все люди могли быть употреблены для работ, а операция была поручена генерал-майору Рауху, приобревшему уже достаточную опытность в движениях подобнаго рода участием в летнем забалканском походе, когда совершен был знаменитый переход через Хаинкиойский перевал, считавшийся турками недоступным.

От Видрар до Правца.

От Видрар движение было организовано генералом Раухом следующим образом: в 8 часов вечера должен был выступить головной отряд из одной сотни Кубанцев и л.-гв. 1-го стрелковаго баталиона; за ним непосредственно следовали рабочие от каждой части, которых на известных местах разставляли саперы. За головным отрядом, в 11 часов ночи, выступил Семеновский полк, имея впереди 4-й баталион Императорской Фамилии; затем следовали две сотни Кубанцев и, наконец, в хвосте колонны — вьюки. Артиллерия распределена была по всей колонне, причем каждому баталиону придано было по два орудия. Впоследствии генерал Раух решил несколько иначе организовать движение артиллерии, а именно: к каждому орудию и зарядному ящику приданы по 40 человек, из которых 20 назначались собственно для работ при орудиях, а 20 несли оружие своих товарищей. Команды эти находились в ведении офицеров, которые таким образом уже и становились ответчиками за движение вверенных им орудий.

В глубокой тишине, при слабом лунном освещении, отряд начал движение; рабочие уже были разставлены и успели разработать часть пути. Не смотря на довольно значительный состав отряда, движение происходило в глубокой тишине; только грохот орудий изредка эхом раздавался по ущельям диких предгорий Балкан. Скоро отряд растянулся на значительное разстояние; дорога позволяла идти только рядами, а торчащие камни, промоины и косогоры заставили даже вытягиваться гуськом. Артиллерия с первых-же шагов потребовала помощи пехоты; особенно приходилось осторожно двигаться на крутых поворотах, так как уносы, загнув по дуге, вытягивались потом по прямой линии, и таким образом орудие легко могло быть сорвано в пропасть. Потребовались величайшия усилия людей, поддерживавших орудия руками и на лямках, чтобы удержать их на полотне дороги. После перваго перехода на правый берег Искера, отряд почти сразу начал подыматься по нависшей над пропастью дороге до высоты облаков, которыя и скрыли его в своем мраке. Горныя орудия двигались достаточно свободно; четырех-фунтовыя конныя на всех подъемах и поворотах требовали помощи пехоты; что-же касается до зарядных ящиков, то они составляли истинное мученье для отряда, безпрерывно задерживая его движение; к тому-же, один из них съехал с дороги, а другой сорвался в пропасть на глубину около 20-ти саженей. Рвение людей было так велико, что они, в особенности люди 16-й роты, предлагали вынести снаряды на себе, в башлыках; но это не было разрешено, в виду опасности подобнаго способа переноски. Дружными усилиями ящик на следующий день был вытащен и прибыл к своему месту. При падении ящика, большая часть лошадей была освобождена из упряжи, кроме одной, которую дышлом подняло на воздух и опрокинуло назад. Особенно трудно было двигаться лошадям по каменистым местам; напрягая усилия для движения тяжести, лошади ступали куда попало и калечились; несколько лошадей сорвали подковы вместе с частью копыт. Замечательно, что как со стороны солдат, так и со стороны офицеров, не только не слышно было ни малейшаго ропота, но, напротив, все считали для себя, так сказать вопросом чести провести успешно вверенныя им орудия и гордились понесенными трудами[6].

Эта часть правецкаго перехода была охарактеризована в реляции начальника отряда в следующих выражениях:

«В течение 22 часов люди находились в безпрерывной работе, провели всю ночь без сна: тем не менее, понимая важность цели движения колонны, все, как начальники, так и нижние чины, с геройским самоотвержением, энергией, бодростью, можно сказать весело работали без устали. Части, которым вверены были орудия, полагали для себя, так сказать, долгом чести доставить их исправно по назначению. При этом трудности движения были так велики, что двое нижних чинов л.-гв. Семеновскаго полка (11-й роты) умерли на пути от истощения сил. К сожалению, три нижних чина того-же полка получили более или менее сильныя увечья, попав под колеса орудия».

10-е ноября.

Остановившись на полчаса у деревни Калугерово, отряд двинулся вперед. Дальнейший путь до села Лаковицы хотя был несколько лучше (без больших подъемов), но требовал также разработки. Относительно дороги из Лаковицы приходилось ограничиваться лишь распросными сведениями, так как рекогносцировки этой части пути не могли быть произведены заблаговременно, в виду скрытности движения. Для обезпечения пути отступления и прикрытия оставшихся орудий и вьюков, у деревни Лаковицы был оставлен второй баталион Семеновскаго полка и полусотня Кубанцев.

Представшие перед нами с первых-же шагов крутые подъемы на новом пути заставили болезненно сжаться сердце, и невольно рождалось сомнение, удастся-ли в этот день атаковать турок. Стянувши в Лаковицах колонну, генерал Раух двинулся далее. Был уже 6-й час пополудни, когда мы прошли версты 1 1/2 от Лаковицы. Лошади находились в работе и без клочка сена с 12 часов дня 9-го числа, т. е. 30 часов; люди сделали ночной переход от Яблоницы в 27—28 верст, без сна, без отдыха, без горячей пищи и неся на своих плечях артиллерию, а между тем дорога перебегала с одной кручи на другую, съуживаясь в иных местах до ширины тропинки, т. е. требовала на каждом шагу разработки и громадных усилий для перевозки артиллерии. Оставалось еще до турецких позиций верст 6, т. е. можно было рассчитывать прибыть к месту назначения лишь далеко за полночь, ввязаться в ночное дело и, пожалуй, вести совершенно изолированный бой, так как демонстративная канонада в соседних отрядах уже прекратилась. При таких обстоятельствах генерал Раух решился остановиться на ночлег, с тем чтобы с разсветом следующаго дня продолжать движение в обход туркам.

Бивак пришлось выбрать на хребте, окруженном громадными, мрачными, поросшими дубом высотами, имея путь отступления на левом фланге, обезпеченном до некоторой степени вторым баталионом, оставленным у дер. Лаковицы. Так как противник мог атаковать отряд почти по всем направлениям, то бивак охранялся круговою цепью аванпостов с резервами и пикетами кавалерии, расположенными на отдаленных командующих высотах. Отряд стал постепенно стягиваться посреди наступавшей темноты. Костры, разумеется, были воспрещены; не прошло и получаса, как весь бивак, освещаемый слабым лунным светом, пробивавшимся сквозь облака и туман, погрузился в мертвую тишину; кто где стоял, там и повалился, как сноп; только часовые медленно прохаживались на своих местах и в дежурных частях изредка перешептывались. Заморенныя лошади тоже повалились без корма[7].

Правецкое дело.

Утром 11-го ноября, с началом разсвета, отряд поднялся на ноги и двинулся далее; в авангарде следовала сотня Кубанцев, затем оба стрелковые баталиона и рабочия команды от л.-гв. Семеновскаго полка. К бывшим при главных силах четырем орудиям еще с вечера притянуты были, двигавшияся в хвосте колонны, два горных орудия, а также сделано было распоряжение о прибытии остальных двух орудий от села Лаковицы. Так как накануне в стороне Орханиэ не было слышно канонады, которая могла-бы привлечь внимание неприятеля, то, для обезпечения движения с праваго фланга, выдвинуты были на разветвление дороги к Орханиэ 5-я рота Семеновскаго полка и полусотня Кубанцев. Вместе с тем, — так как ночью стало известно генералу Рауху, что уже мы вошли в прочную связь с отрядом свиты Его Величества генерал-майора Эллиса 1-го и присоединили все оставшияся позади орудия, то — для прикрытия оставшихся у села Лаковицы двух зарядных ящиков, запасных лафетов и вьюков — была оставлена только одна 8-я рота л.-гв. Семеновскаго полка; прочия-же роты 2-го баталиона успели подойти к отряду.

Между тем, в 10 часов утра, сотня Кубанцев, следуя в голове, была встречена выстрелами; началось дело[8]. В первый момент Правецкаго сражения расположение нашего отряда представлялось в следующем виде. Семеновский полк был сосредоточен в ущельи справа и слева, ограниченном почти отвесными дикими горами, обросшими лесом. Вправо и впереди полка гвардейские стрелковые Его Величества и 4-й Императорский Фамилии баталионы начинали подниматься на кручи; 3-й баталион Семеновскаго полка двигался вслед за стрелками и затем, под сильным ружейным огнем, остановился и начал разрабатывать дорогу, чтобы провести орудия, что и исполнил в очень непродолжительном времени. Семеновцы, стоя внизу, любовались на стрелков, которые, карабкаясь по утесам, разсыпали цепь и завязали с неприятелем перестрелку. Но скоро пришлось и Семеновцам вступить в дело. Турки занимали три горы; с первой их скоро сбили, и тогда 4-й стрелковый баталион, бывший в прикрытии работ на дороге в дефилэ, был выдвинут в боевую линию, а на место его вызвана 16-я рота (штабс-капитана Редигера при поручике Долинском и прапорщике Леонтьеве), которая тотчас-же разсыпалась по скату горы, левее дороги.

По прибытии подкреплений, войска расположились следующим образом. На правом фланге две роты л.-гв. 4-го стрелковаго Императорской Фамилии баталиона, получившия приказание обогнуть левый фланг неприятеля. В центре — л.-гв. 1-й стрелковый Его Величества баталион и прочия две роты баталиона Императорской Фамилии должны были атаковать неприятеля с фронта. Левый фланг составляла 16-я рота л.-гв. Семеновскаго полка. В таком порядке, около 2-х часов дня, стрелки начали наступление и без особеннаго усилия сбили турок с двух ближайших гор на третью[9].

Для описания дальнейшаго хода дела мы выпишем реляцию начальника отряда, совершенно верно и безпристрастно очерчивающую деятельность полка в бою за Правецкия высоты:

«Семеновцы дружно содействовали мне на левом фланге. Разсыпанная по левому скату ущелья 16-я рота, поддерживавшая связь с л.-гв. 1-м стрелковым Его Величества баталионом, находилась все время под сильным огнем из турецких ложементов крайняго праваго фланга. При этом с нашей стороны приказало было стрелять лишь лучшим стрелкам, так как до турецких ложементов было более 950 шагов. При дальнейшем наступлении одна полурота двинулась с фронта, а другая — в обход праваго фланга неприятеля. Для поддержания этой роты двинута была 15-я рота (командующий поручик Дирин при подпоручике Баланине). По прибытии 15-й роты, она продолжала дальнейшее движение совместно с 16-ю; обе роты прошли оставленный турками лагерь и подошли ко второму, еще занятому противником, с которым, завязав перестрелку, быстро прогнали его метким огнем. При последующих действиях обе роты приостановились на краю обрыва, с целью преследования бежавших огнем, а также чтобы выбить неприятеля, засевшаго впереди в трех ложементах, что и удалось».

Получив в это время известие, что неприятель занимает еще свои лагери внизу на шоссе, против леваго нашего фланга, начальник отряда приказал 13-й (командующий поручик Шульман, подпоручики: Сумароков и Козлов) и 14-й ротам (командующий поручик Домерщиков, при поручике бароне де-Брюнольде и подпоручике Столице) вытеснить турок из лагерей и тем самым дать возможность войскам, действовавшим с фронта, начать наступление. Обе роты двинулись в указанном направлении: 13-я — вправо, 14-я — влево и последовательно заняли три лагеря, оставленные турками; четвертый укрепленный лагерь был еще занят противником, который пытался сопротивляться, но, увидев цепь 13-й роты с фронта, а 14-й — в тылу у себя, очистил лагерь после нескольких выстрелов. С наступлением темноты движение на этом пункте приостановилось.

Между тем, часу в 6-м пополудни, главныя силы с артиллериею подошли, наконец, к позиции. Немедленно было выдвинуто два горных орудия, для обстреливания отступавших турок, а также укрепления, из котораго они действовали артиллерийским огнем из двух орудий по нашим стрелкам, спустившимся вниз. Но дистанция оказалась значительно больше дальности выстрела горнаго орудия. Поэтому вызвана была л.-гв. Донская № 6-й батарея, которой и удалось обстрелять хвост отступавших неприятельских колонн и обоза. Для прикрытия артиллерии и усиления цепи стрелковых баталионов, выслан был на правый фланг позиции 1-й баталион л.-гв. Семеновскаго полка. Рота Его Величества и 2-я спустились вниз — для поддержки стрелков, где и попали под артиллерийский огонь вышеупомянутых двух неприятельских орудий; две остальныя роты 1-го баталиона остались для прикрытия артиллерии. Прочия части отряда составили общий резерв. Дальнейшее преследование неприятеля оказалось решительно невозможным, за наступлением глубокой темноты, почему отряд расположился в боевом порядке на занятых высотах.

К неописанному чувству победы над врагом и природою присоединилось еще обаятельное впечатление картины, развернувшейся перед нами с занятых высот. Внизу, под ногами, вправо и влево разстилалось сплошное море облаков; только кругом разныя высоты, подобно островкам, чернелись одиноко или разбросанными группами; биваки войск, расположенных под облаками, ясно обозначались заревом, блестевшим на поверхности последних. Скоро и у нас зажгли костры, и мы, не смотря на неимоверную усталость, отдались наслаждениям созерцания окружавшей нас картины.

К вечеру были притянуты на бивак части, оставленныя для охранения тыла и фланга. Уже в 8-м часу вечера на левом фланге показалась на горе небольшая сомкнутая неприятельская часть. Командующий 14-ю ротою поручик Домерщиков, быстро двинув цепь вперед, окружил неприятеля и предложил ему сдаться. После некотораго колебания, турецкий офицер отдал свою саблю, и весь отряд, в числе одного офицера и 43 нижних чинов, положил оружие.

Завладев лагерями по эту сторону долины, мы еще ничего не знали, что делается у противника с той стороны. На ночь были выставлены аванпосты, но так как им пришлось стоять в облаках, — так что в 10-ти шагах ровно ничего не было видно, — то посты расположились близко один от другаго; главные караулы совсем не разставляли, а заставы поставлены в 100 шагах за цепью. С аванпостов было видно, как турки развели множество огней; но вскоре эти огни начали мало по малу потухать и этим обнаружили намерение турок замаскировать их отступление. Сильный лай собак подтверждал, что, вероятно, неприятельския войска оставляют занятыя ими деревни. Впрочем, приходилось ограничиваться одними догадками: разглядеть что-бы-то ни было в долине не было никакой возможности, потому что спустившияся облака окутали скаты гор на подобие моря, из котораго, как острова, вырезывались вершины гор. Утром стало уже положительно известно, что турки отступили частью на Этрополь, частью через Орханиэ на Врачеши.

Приводим здесь дословно рапорт генерала Гурко Его Императорскому Высочеству главнокомандующему, от 12-го ноября, о Правецком деле:

«9-го ноября началось сосредоточение вверенных мне войск в отряды для наступления к северным склонам Балкан, а 10-го ноября — самое наступление. В тот-же день главныя силы, под начальством генерал-адъютанта графа Шувалова, наступая от Осикова (Усыковица) к селению Правец, сбили турок с передовых позиций и заняли ряды холмов близ Осиковскаго Хана, по обе стороны шоссе, близ селения Правец. При этом лейб-гвардии Московский полк, составлявший левый фланг, занял узел путей от Этрополя и от Осикова к Орханиэ. Весь день 10-го, ночь с 10-го на 11-е и отчасти 11-ое ноября войска генерал-адъютанта графа Шувалова провели в работах по укреплению занятой позиции и в тяжелом труде втаскивания орудий на страшныя кручи. Все время, день и ночь, происходила ружейная и орудийная перестрелка между этими войсками и неприятелем, находившимся в ложементах и редутах по другую сторону длиннаго и обрывистаго оврага. Вообще, назначение войск графа Шувалова было — занять позицию перед Правцом и притянуть внимание неприятеля с фронта. В то-же время два отряда — один под начальством Его Императорскаго Высочества Принца Александра Ольденбургскаго, другой — под начальством генерал-майора Дандевиля произвели наступление к Этрополю; а гвардейская драгунская бригада — от Врацы к Орханиэ. Эти отряды имели назначением придержать турецкия войска как у Этрополя, так и у Орханиэ. Решительный удар на Правецкую позицию был предоставлен отряду генерал-майора Рауха. Отряд этот состоял из л.-гв. Семеновскаго полка, л.-гв. 1-го и 4-го стрелковых баталионов, трех сотен кавказской казачьей бригады, л.-гв. Донской казачьей Наследника Цесаревича батарей и взвода конно-горной батареи. Одновременно с движением колонны генерал-адъютанта графа Шувалова по шоссе к селению Правец, генерал-майор Раух двинулся через Ведрари, Калугерово и Лаковицы — во фланг Правецкой позиции. Отряд выступил 9-го ноября, в 4 часа пополудни; сорок-восемь часов провел в невероятных трудах, день и ночь протаскивая орудия и ящики по горным тропинкам и трущобам и пролагая себе путь саперными работами с динамитом; наконец, 11-го ноября, к 12-ти часам дня, вышел на фланг почти неприступной турецкой позиции и немедленно вступил в бой с неприятелем. Турки только-что перед появлением стрелков и Семеновцев заняли высоту на своем левом фланге; но наши не дали им времени окопаться и, не смотря на все перенесенные неимоверные труды и усталость, ползали на кручу. К четырем часам пополудни войска колонны генерал-майора Рауха сбили неприятеля и, безостановочно преследуя его вдоль позиции, выгнали из всех его окопов. Неприятель бежал, осыпаемый градом гранат с батарей отряда генерал-адъютанта графа Шувалова. К вечеру 11-го ноября наши войска окончательно заняли покинутыя неприятелем позиции, ставши на разстоянии ружейнаго выстрела от участка шоссе между селением Правец и селением Лажени. Донося Вашему Императорскому Высочеству о действиях вверенных мне войск с 9-го по 11-е ноября, считаю долгом особенно заявить о той гигантской работе, которая была выполнена ими в борьбе с природою. Люди втаскивали на руках девяти-фунтовыя орудия на недосягаемыя вершины; целыя части войск взбирались по кручам, употребляя на это по несколько часов времени; взобравшись на вершины, должны были там, на разстоянии ружейнаго выстрела, в течение 48-ми часов времени, не смыкать глаз и поневоле довольствоваться только сухарями. Но труды всех вообще войск ничто в сравнении с тем, что вынес отряд генерал-майора Рауха, который решил в нашу пользу день 11-го ноября и, несмотря на крайнюю усталость, так настойчиво преследовал бежавшаго врага. Только в 5 часов пополудни спустившияся густыя облака покрыли турок и не позволили героям дня, Семеновцам и стрелкам Его Величества и Императорской Фамилии, оставшимся на холмах, буквально — выше облака ходячаго, доканать неприятеля. Потери наши: два офицера ранены и 70 нижних чинов убитых и раненых. Пленных турок насчитано пока один офицер и 50 нижних чинов».
Подписал: начальник отряда, генерал-адъютант
  Гурко.

Так окончилось богатое по результатам Правецкое дело, хотя оно убылью стоило очень дешево всему отряду. Полк потерял в этом деле троих ранеными, двоих умершими от истощения и четырех увечными, всего 8 человек. Бывшие с нами два гвардейские стрелковые баталионы потеряли убитыми 2 и ранеными 17. Итого, вся потеря с нашей стороны состояла из 27 человек. Что-же касается турок, то на позиции было похоронено нами 137 человек. В числе убитых был один англичанин, в красном мундире, весь пронизанный нашими штыками. Кроме того, нам достался турецкий лагерь, два значка, много оружия, патронов, галет и проч. Еще более важны были стратегические результаты обхода и боя; неприятель должен был очистить сильную Правецкую позицию и в безпорядке бежал.

В заключение приводим высказанный в реляции отзыв начальника нашей обходной колонны генерала Рауха — генерала вполне боеваго, имевшаго уже не раз случай быть свидетелем самых лихих проявлений молодечества русскаго солдата и сопутствовавшаго генерала Гурко в его первом забалканском походе:

«Считаю своим долгом — говорилось в реляции — засвидетельствовать о геройских доблестях войск, начиная от старших начальников и до нижних чинов включительно, съумевших бодро вынести необычаиныя трудности перехода, который может служить украшением отечественной военной истории, будучи указателем той выносливости, энергии и неутомимости, которыя способен развить русский воин».

На следующий день, 12-го ноября, около трех часов пополудни, полк спустился с высот и, дойдя до деревни Хан-Правец, расположился около нея биваком. По дороге полк был встречен генералом Гурко, который, обратившись к нижним чинам, благодарил их «за труды и боевыя дела». Части, встречавшияся нам на пути, снимали шапки и говорили:

«Это вам, Семеновцы, обязаны тем, что заняли такую позицию».

Поговаривали, что полку дадут отдых, но слухи эти не оправдались: ночью получено было приказание двигаться к Этрополю[10].

Этрополь.

13-го ноября, в три часа утра, полк выступил с бивака. От Правца до Этрополя всего верст 10—12. Не смотря на незначительность разстояния, мы двигались почти целый день, так как артиллерия постоянно задерживала движение. С одного из перевалов нам открылись сразу громадныя массы Балкан, покрытыя уже снегом. Картина была величественная и невольно наводила на мысль: что-то нам придется испытать среди этих трущоб дикой, грозной природы? Внизу перед нами, в виде небольшой котловины, разстилалась горизонтальная Этропольская равнина, в конце которой, у подножья гор, по обе стороны Малаго Искера, раскинулся маленький городок Этрополь. На пути полк обогнали граф Шувалов и генерал Раух, которые, поблагодарив полк за лихое Правецкое дело, объявили, что Этрополь был очищен благодаря нашим успехам. Бивак был выбран для полка, не доходя шагов 500 до города, на поляне. Хотя этропольские болгары оказывали самый радушный прием офицерам и солдатам, тем не менее достать что либо в городе не было никакой возможности, кроме хлеба, масла, яиц и фуража. Но и это было для нас огромным подспорьем, тем более, что обоз наш остался около Правца, а маркитанты сюда еще не подъезжали. 14-го ноября, в день рождения Цесаревны, в городском соборе Архангела Михаила было совершено богослужение нашим полковым священником Евстафием Васильевичем Крюковым, вместе с болгарским духовенством, в присутствии генерала Гурко и массы офицеров и нижних чинов. После богослужения один из городских граждан обратился к генералу Гурко с приветственною речью, принятой с величайшим воодушевлением всеми присутствующими и болгарами.

На третий день стоянки под Этрополем стали поговаривать о скором движении в горы, и действительно, 17-го числа, в 1 час утра, полку приказано было выступить с бивака на подкрепление наших войск, действовавших против укрепленной турецкой позиции на Стригле (Шандорнике). Вопреки надеждам и предположениям, неприятель, после очищения Правца и Этрополя, не только не думал очищать Балканы, но, повидимому, собирался твердо их отстаивать... И началось тогда тяжкое «балканское сидение».

Первый подъем на Шандорник.

17-е ноября было первым днем балканских испытаний. В темную, холодную ночь, по снегу, перемешанному с глинистой невылазной грязью, Семеновский полк потянулся гуськом из Этрополя по верховьям Малаго Искера и к 10-ти часам подошел к поляне, у самаго подножья гор, на которой расположился биваком Екатеринославский драгунский полк. Над нами, в горах, судя по орудийным и ружейным выстрелам, завязалось упорное дело. Впоследствии оказалось, что это был Псковский полк, который вначале атаковал засевших в одном из укреплений, венчавших вершины горнаго хребта, турок[11].

До этой минуты, все что произошло на перевале Стриглова хребта, сводится к следующим общим чертам: турки заняли гребень одной из гор Стриглова хребта, именно гребень горы Шандорника, по которой проходит вьючная дорога на Араб-Конак[12]. На гребне Шандорника турки возвели семь редутов, снабдив их орудиями и неизвестно до точности — каким числом войск[13]. На самой высшей точке находилось укрепление Гильдис-Табия. Нетрудно было решить, где находился ключ турецкой позиции: с занятием Гильдис-Табии мы становились на правом неприятельском фланге. Занявший его решительно командовал-бы всею турецкою позициею и угрожал бы пути отступления противника. Турки тогда должны были-бы очистить все укрепления до Араб-Конака. Никто из нас не предполагал, что нам надолго придется засесть в горах.

Итак, в то время, когда полк втягивался в ущелья, все усилия Псковскаго полка были устремлены против Гильдис-Табии. Около 1 часа дня получено было приказание двум баталионам Семеновскаго полка идти на подкрепление Псковскаго. Двинуты были 1-й и 4-й баталионы. По невылазной грязи началось карабканье в гору. По всему пути, справа и слева, валялись каруцы, артиллерийские снаряды, ящики с патронами, трупы убитых турок — все это были следы дела генерала Краснова. Не смотря на сравнительно незначительное разстояние, подъем на гору представлял столько затруднений, что баталионы поспели на верх, когда дело уже было кончено.

Вслед за 1-м и 4-м баталионами были посланы и остальные два, 2-й для разработки дороги, а 3-му было поручено втаскивать на горы 2-ю и 4-ю 9-ти-фунтовыя батареи л.-гв. 1-й артиллерийской бригады. 18-го, вечером, весь полк был уже в сборе на горах и тотчас-же приступил к возведению батарей и ложементов против Шандорника. На первых-же порах все прелести суровых Балкан дали себя почувствовать. Бивак Семеновскаго полка на вершине гор был расположен в диком строевом буковом лесе. Холодный ветер с обледенелых горных гребней постоянно шумел между высокими, оголелыми деревьями и бросался в лицо то мелкими брызгами дождя, то порошинками снега. Пронизывающая сырость в воздухе пробиралась к телу. У солдат, начиная с ног, все было покрыто грязью; шинель и самое лицо забрызганы вплоть до шапки и башлыка. Силы в Балканах раздваивались для борьбы с двумя врагами — турками и природой, стоящей здесь во всеоружии. Вторую картину нашего балканскаго сиденья составлял скат гор. Весь подъем, начиная от драгунскаго до нашего бивака, составляет 7—8 верст и идет посреди леса. Единственный наш путь сообщения, или вернее тропа, вилась между деревьями по скату. Почва на всем протяжении состояла из какого-то гнилаго, местами легко распадающагося камня и глины. Вследствие почти постоянной сырости, господствующей на этих высотах, безпрерывно посещаемых облаками, почва имеет чрезвычайно рыхлый характер и при малейшем дожде превращается в невылазную грязь. После-же прохода турецких и наших войск, на дороге появились, в буквальном смысле слова, целыя реки, состоявшия из желтой глинистой грязи и мелких каменьев. Часто потоки эти сворачивали с пути, прорыв для себя выход, и медленно сползали в боковые овраги и глубокия лощины. Подъемы на дороге иногда так круты, что, едучи верхом, приходилось держаться за холку лошади. По этой-то дороге постоянно приходилось спускаться и взбираться одиночным людям, командам, здоровым и больным. Само собою разумеется, что подъем артиллерии на лошадях оказывался там решительно невозможным, и она была поднята на волах при помощи людей. Зарядных ящиков — этой истинной нашей обузы в горах — и не пытались перевозить; снаряды доставлялись на руках. В каждое 4-х и 9-ти фунтовое орудие впрягались четыре — шесть пар волов и назначалась команда для пособия. За недостатком-же волов, орудия перевозились исключительно людьми, которые тянули за дышло, лямки, отвозы, накатывали колеса и т. п. На каждое орудие требовалось около одной роты. Несколько дней подряд можно было созерцать медленное движение изогнувшихся в пояс людей, загрязненных с головы до ног и обливавшихся обильным потом; орудие шло, то цепляясь за деревья, то попадая в глубокия выбоины, после чего непременно слышалось дружное: «раз, два, три — бери»! Орудие по прошествии полусуток поднималось, наконец, на позицию, а при неблагоприятных условиях время чуть-ли не удваивалось.

Ход атаки Псковцев 17-го ноября показал, что турки, не смотря на грозныя укрепления, не особенно сильны на занятой ими позиции. То, что мы называли шандорникским редутом, впоследствии оказалось ложементом сильной профили, приспособленным для артиллерийской обороны. Постоянное почти присутствие облаков, окружавших высоту, еще более способствовало скрытности приближения атакующаго. Вследствие чего генерал Раух решился было атаковать Шандорник 20-го ноября. С этою целью он пригласил на передовую позицию старших начальников, до баталионных командиров включительно, и указал каждому направление, по которому каждая часть должна была двинуться. Но на следующий день генерал Гурко, прибывши к нам на позицию, отменил приказание относительно штурма и приказал заняться укреплением позиции и усиленным бомбардированием противника.

С 21-го началась правильная бомбардировка турецких укреплений. Команды за снарядами по очереди отправлялись вниз на драгунский бивак; здесь каждый нижний чин получал на руки одну гранату и с этим грузом возвращался на гору.

Полковой праздник на Балканах.

Благодаря отмене на 21-е число атаки неприятельских позиций, нам пришлось справить наш полковой праздник самым мирным образом.

Рано утром к месту расположения полковаго штаба были принесены все знамена; здесь-же, между палатками и деревьями, собрались все офицеры и солдаты с ближайших позиций, для слушания обедни, которую служил полковой священник Крюков. Пение певчих во время богослужения не раз заглушалось раздирающим воздух, пронзительным шипением и свистом разрывавшихся около полка турецких гранат. По окончании молебна, присланный из главной квартиры флигель-адъютант капитан Чекмарев 1-й объявил полку всемилостивейшую Государя Императора благодарность за славное Правецкое дело, за которое в награду Его Величество пожаловал по три георгиевских креста на роту и осчастливил полк зачислением в списки его — новорожденнаго Великаго Князя Бориса Владимировича.

Дорогим гостем для полка в этот день был генерал Гурко. В противоположность обычным угощениям в день полковаго праздника, вместо шампанскаго и трюфелей, генерал Гурко угостил полк славной бомбардировкой. Поздравив Семеновцев с праздником и Монаршею милостью, генерал вошел на батарею и приказал не в очередь (так как на батареях соблюдался известный порядок стрельбы) открыть по неприятелю огонь залпами из всех орудий. Раздалась команда: «к орудиям»! Восемь выстрелов слились в один звук, и через секунду с неприятельской горы долетел гул от разрыва наших снарядов. Залпом с нашей батареи был дан как бы сигнал к открытию огня с других батарей. Слева, с позиции генерала Дандевиля, понеслись к туркам 16 гранат, а над нашими головами летели снаряды из орудий расположенной позади нас батареи Ореуса на более высоком гребне нашей же позиции и потому стрелявшей в турецкий редут через наши головы. Турки стали тотчас же отвечать из своих трех орудий. «Своя! Чужая!» — спорили офицеры, слушая полет гранат над головами. «Чужая!» с уверенностью прибавил один из них, когда в пяти шагах граната разломала в щепы какой-то ящик и забрызгала землей говоривших. Генерал Гурко, с биноклем в руках, переходил ежеминутно с места на место, выбирая пункт, с котораго было бы лучше видеть действие наших снарядов. Но, кроме белых дымков над лысиной неприятельской горы и над профилью редута, ничего не было видно. (С позиции генерала Рауха стреляли только шрапнелями; с позиции генерала Дандевиля — только гранатами). Сколько за этою стеною редута турок, попадают ли в них снаряды — все это, глядя на неприятельскую позицию снизу вверх, — определить было невозможно.

Шандорникския невзгоды.

Вообще, неприятельская позиция значительно командовала нашею; необходимость атаковать ее представлялась самым естественным решением, но в описываемую минуту общее положение дел на театре войны было таково, что приходилось ограничиваться пассивным занятием неудобной позиции.

Во все время первой нашей стоянки на Шандорнике вечная мгла, днем и ночью, окутывала нас. Платье, вещи, палатки и проч. — все это пропиталось сыростью и никогда не высыхало; почва сочилась под ногами, и, за отсутствием подстилки, людям приходилось ложиться прямо на мерзлую землю. Несколько раз в день мы испытывали своеобразное ощущение, находясь в самом средоточии образования дождя: с каждаго листа, с каждой ветки падали на нас громадныя капли зарождающагося дождя; приходилось дышать постоянным паром, который осаждался на всем — на платье, на усах, на бороде — и держал их постоянно в состоянии обильной влажности. Иногда к утру палатка покрывалась толстым слоем снега, который, под влиянием дневной теплоты и дождя, быстро таял, окончательно превращая весь бивак в непроходимую грязную лужу. Чтобы пройти с одного конца бивака на другой, мы вооружались прочными посохами, служившими, кроме того, пособием при движениях по крутым склонам, на которых расположен был наш бивак, или, вернее, боевая позиция.

За отсутствием сухаго дерева, на костры употреблялся окружавший нас в изобилии сырой бук. После продолжительных и утомительных попыток удавалось, наконец, разжечь костер; но являлась другая беда: ветер в горах безпрерывно менял направление; вследствие этого дым крутился по всему биваку, причем, расположившись у костра, никак нельзя было принаровиться к нему, а потому глаза сильно страдали от едкаго дыма. Вот условия нашего отдыха после дневных и ночных работ. Разумеется, маркитантов подобная обстановка не привлекала, и офицеры принуждены были питаться солдатскою пищею, употребляя сухари, мясо и чай. У некоторых счастливцев сохранились еще петербургские запасы или же они получали их по какому нибудь счастливому случаю. Воды на позиции почти не было; небольшой ключ осаждался с утра до вечера чающими своей очереди добраться до него и окружен был морем грязи; во время же пальбы он обстреливался гранатами. За фуражем приходилось посылать чуть ли не за целые переходы в сторону, и легко понять, чего это стоило, припомнив, что для этого приходилось спускаться с больших Балкан и затем подниматься на самый верх.

Продовольствие.

Во время первой стоянки на Шандорнике, продолжавшейся с 18-го по 29-е ноября, полком было выстроено два редута, с поперечными траверсами, каждый на баталион пехоты, четыре ложемента, и батарея на 8 орудий с эполементами для пехотнаго прикрытия. 23-го огонь неприятеля был направлен преимущественно на нижнюю батарею (см. план: лесная батарея) и бивак полка; причем было 5 человек раненых и несколько контужено. В последующие дни, с 23-го по 29-е, полку пришлось переживать чрезвычайно тяжелое время: люди голодали, не имея ни варки, ни сухарей; у кого водились еще деньги, в продолжение недели проели их, платя за галету, весом в полфунта, по рублю, — да и то счастлив был тот, кому хоть за деньги удавалось что нибудь приобрести. Между нижними чинами появились случаи заболевания тифом, кровавым поносом и цынгою. Полк таял с каждым днем. При таких условиях, единственным спасением было свести полк вниз и дать ему возможность обсушиться и насытиться, что и было решено исполнить 26-го числа. Но решение это осталось без исполнения, так как полку предстояло еще выстроить большой редут. В ночь с 27-го на 28-е выпал снег и мороз дошел градусов до 5-ти. Есть стало совершенно нечего, заготовленные для полка сухари оставались в ожидании его на шоссе близ ставки графа Шувалова, скот же был направлен в Орханиэ. Наконец, к вечеру 28-го ноября, было получено радостное известие, что 29-го, в 5 1/2 часов утра, полк уйдет в Орханиэ, кроме 4-го баталиона, которому выпало на долю оканчивать недостроенный редут. Тут сразу общее настроение духа раздвоилось: радость первых трех баталионов и отчаяние 4-го обнаружили самый резкий контраст. И действительно, положение 4-го баталиона с уходом полка стало еще тяжелее; кое-как, только благодаря заботливости ротных командиров, удалось добыть в Этрополе 50 фунтовых лепешек на баталион, которыми они могли наделить только слабых и больных. К довершению их тяжелаго положения, как на зло, в это время разъяснилось совершенно, и турки открыли убийственный огонь по рабочим. Первая граната шлепнулась прямо в бруствер, следующая — туда-же, пронизала его насквозь и разорвала унтер офицера 16-й роты, Михаила Макоткина. Тотчас-же всех вывели из редута вон, а чтобы спасти оставшияся в нем ружья, стали посылать туда людей по одиночки. Работа была доведена до конца 13-й и 16-й ротами, потерявшими при этом 1 убитаго и 11 человек ранеными.[14].

Спуск в Орханиэ.

Между тем три баталиона полка, тронувшись с бивака в 8 часов утра, спустились по обледеневшим тропинкам к 12 часам дня к ставке графа Шувалова, где баталионы были остановлены для раздачи сухарей. Здесь дошли до нас невеселыя вести о неудачном деле под Еленой, и шепотом передавалось, что накануне Осман-паша пробился из Плевны и, кажется, наступает на нас. При таких обстоятельствах, понятно, приходилось отказаться от всяких надежд на отдых, а, напротив, перед нами рисовались самыя мрачныя картины. Но среди таких разговоров на шоссе показалась кавалькада, во главе которой скакал генерал Гурко. Подъехав к полку, он сказал:

«Здорово, молодцы Семеновцы, а я вам хорошую весть привез: Плевна сдалась»!

Эти слова так неожиданно поразили всех, что сразу наступила общая тишина, но момент прошел и оглушающее, торжественное, вырвавшееся из самаго сердца «ура!» раздалось в воздухе.

По прибытии в Орханиэ, полк расположился по домам; через день прибыл и 4-й баталион, окончивший постройку редута. В Орханиэ солдаты начали понемногу приводить свое хозяйство в порядок; в особенности пострадала обувь. Здесь кормили полк прекрасно и даже удалось достать некоторое количество рубашек и чулок из склада Общества Краснаго Креста (отделения Государыни Императрицы); многие из офицеров получили оттуда же полушубки. Непродолжительное время, проведенное в Орханиэ, принесло полку огромную пользу.

Надо всеми войсками, расположенными в Орханиэ, начальствовал Его Высочество Принц Ольденбургский. Порядок в городе был полный. Для наблюдения за ним ежедневно наряжался дежурный штаб-офицер и, кроме обыкновеннаго наряда дежурных, наряжались еще в каждом доме, занимаемом нижними чинами по одному дневальному, а по окрайне города разставлялась цепь парных часовых. 2-го декабря были собраны каптенармусы всех рот и отправлены с 5-ю облегченными повозками в Богот, чтобы выбрать из ранцев все оставшияся в них вещи и доставить их к полку, для раздачи людям по принадлежности. Что касается офицеров, то и они могли пополнить часть своих запасов в Орханиэ, у маркитанта гвардейскаго корпуса Львова, не смотря на баснословныя цены. Для примера мы ограничимся, сказав лишь, что фунт бубликов стоил 2 франка, т. е. 1 р. 20 к. по курсу. Разумеется, никто не останавливался перед подобными расходами. Из предметов для хозяйства многие имели возможность завести здесь металлические чайники, заменявшие самовары. В Орханиэ три первые баталиона простояли 5 дней, а 4-й — четыре дня.

5-го декабря, утром, полк был выведен из Орханиэ; 3-й и 4-й баталионы пошли на смену л.-гв. Егерскаго полка, занимавшаго редут впереди дер. Скривен, против Лютикова, а 1-й и 2-й должны были расположиться по квартирам в Скривенах. Обоз был оставлен в Орханиэ. Через два дня баталионы сменили друг друга. Стоянка на открытом воздухе становилась день ото дня тяжелее; морозы стали достигать 10-ти градусов; впрочем, благодаря деревне Скривены, мы не нуждались ни в чем: с ранняго утра в редут забирались болгары и открывали торговлю табаком, хлебом, маслом, молоком и разными тому подобными продуктами[15].

Второй Шандорник.

9-го декабря, утром, полку приказано снова идти на Шандорник, на смену Великолуцкаго полка. С неохотой, как в кабалу, потянулись 3-й и 4-й баталионы — из Скривен, а 1-й и 2-й—из редутов, на злополучный Шандорник. По дороге, около деревни Врачеш, был сделан привал в полтора часа, во время котораго людей снабдили сухарями, хлебом и крупой и выдали по пол-чарке спирта на человека. Второй привал был сделан около ставки графа Шувалова, где офицеры встретили радушный прием у генерала Эттера и имели возможность несколько обогреться, благодаря чаю, предложенному им бывшим командиром полка.

Ночью, среди облаков, по едва протоптанной дорожке, взбирался полк на вершины Балкан: несколько раз приходилось переходить в брод, выше колена, не замерзающия — по причине быстроты течения — речки, и только к 7-ми часам следующаго утра, растянувшись и чуть ли не поодиночке, полк добрался до позиции генерала Дандевиля[16].

По прибытии на позицию, баталионы получили назначение — 2-й и 3-й — сменить Великолуцкий пехотный полк, 1-й же и 4-й — Псковский полк. Переход по самой позиции, страшно занесенной снегом, был чрезвычайно труден: пришлось местами идти положительно по пояс в снегу. Придя на позицию, 4-й баталион занял верхние передовые ложементы. 1-й же поставлен был биваком на месте, где прежде стоял полковой штаб. С 10-го декабря командование всей Шандорникскою позициею было возложено на Его Высочество Принца Александра Петровича Ольденбургскаго[17].

Рекогносцировка укреплений Шандорника.

11-е и 12-е декабря прошли для нас спокойно: обыкновенно с разсветом, часов около восьми, раздавался выстрел с укрепления Гильдис-Табия, на который отвечали батареи Ореуса и Геринга, и вслед за тем начиналась канонада часов до 2-х. 12-го числа принц Ольденбургский приказал послать двух офицеров от центра (2-й и 3-й бат.) и от леваго фланга (1-й и 4-й бат.) для отыскания кратчайшаго пути к Гильдис-Табии[18]. От центра отправился штабс-капитан Рихтер и прапорщик Вильчковский и от леваго фланга штабс-капитан Петров 1, поручик Михневич и подпоручик Стеткевич. Поручение это было в высшей степени трудно, вследствие глубины снега, доходившаго в некоторых местах до пояса, и, кроме того опасное, потому что приходилось с самою ничтожною командою людей (у капитана Петрова 1 их было только четверо) подходить на самое близкое разстояние к неприятелю. Шт.-капитан Рихтер нашел дорогу, идущую от нашего центра к укреплению Гильдис-Табии по хребту горы и, следовательно, мало занесенную снегом; рота могла следовать по ней в двух-взводной колонне, не теряя сомкнутости и порядка. Тропинка, идущая от леваго фланга, оказывалась гораздо затруднительнее, но, все-таки, была найдена и представляла возможность пройти по ней рядами и достичь опушки леса в 200 шагах от неприятельской позиции, причем она выходила в тыл укрепления Гильдис-Табия. Эти сведения были доложены Его Высочеству.

14-е, 15-е и 16-е декабря прошли посреди тревожных ожиданий и неизвестности; дошли слухи, что начался переход через Балканы и обход Араб-Конакской позиции. Трудно передать то чувство досады, которое овладело всеми, при мысли, что приходилось бездействовать в такую минуту.

16-го турки просто осыпали бивак и батарею гранатами, причем двое нижних чинов роты Его Величества были ранены осколками, один у самаго выхода из общей землянки; на батарее тоже были убитые и раненые[19].

19-го декабря, утром, пришло приказание от Его Высочества 8-й и 9-й ротам под командою капитана фон-Кнорринга и штабс-капитана Рихтера, артиллерийской команде с ракетами для подачи сигналов и команде охотников от л.-гв. Егерскаго полка наступать на турецкий редут с фронта, команде же охотников от 1-го и 4-го баталионов, под командою штабс-капитана Петрова 1 при поручиках Михневиче и Домерщикове и подпоручике Козлове, наступать с леваго фланга, с целью определить численность турок, вызвать их огонь, и, с наступлением сумерек, отойти на бивак. Часа в 4 дня вышеозначенныя части выступили с биваков по заранее определенным путям. Погода стояла туманная и в разстоянии ста шагов можно было различать только самые крупные местные предметы. 8-я и 9-я роты двигались по хребту, имея впереди цепь, из одного взвода 9-й роты, впереди которой шел еще передовой патруль под командою ст. унтер-офицера Петрова. Через полчаса хода патруль внезапно наткнулся на турецкаго часоваго в разстоянии не более 30 шагов; унтер офицер Петров тотчас же положил его выстрелом, на который ответом последовал град пуль из турецких ложементов. Капитан Кнорринг, видя, что укрепления еще заняты неприятелем, стал медленно и в порядке отступать. В это время охотники леваго фланга подошли к опушке леса; туман скрывал от них действия 8-й и 9-й рот и они услышали только немногие последние выстрелы и радостные крики турок — по случаю отступления наших двух рот. Между тем охотники успели уже настолько подвинуться вперед, что сквозь туман стал виден контур турецкаго передоваго ложемента. Чтобы уяснить себе сколько нибудь положение и оборонительную силу противника, штабс-капитан Петров 1 приказал дать один выстрел по направлению к ложементу и в случае ответа оттуда, сделав несколько выстрелов, начать отступление. На выстрел ст. унтер-офицера 4-й роты Сидорова турки отвечали таким-же частым огнем, как и по 8-й и 9-й ротам и, сверх того, стали стрелять из орудий по направлению наших батарей. Левая колонна, выждав на месте до наступления темноты, вернулась на бивак, не потеряв ни одного человека.

На следующее утро те-же части, при тех-же офицерах, получили приказание снова направиться к Шандорникскому редуту, но уже с тем, чтобы во всяком случае им завладеть. Погода в продолжение ночи прояснилась, что делало предприятие более опасным. В поддержку передовым частям были назначены от центра весь 2-й баталион, а от леваго фланга — рота Его Величества. Оказалось, что турки ночью очистили редут и роты заняли его без выстрела. В редуте было найдено 6 орудий, много патронов и пороховые погреба, наполненные снарядами; попавшиеся в наши руки 4 пленных показали, что накануне, через 1/2 часа после нашей рекогносцировки, турки бежали, побросав лагерь, орудия и патроны. По занятии позиции, 8-я и 9-я роты были двинуты к дер. Стриглу. 4-му баталиону приказано занять покинутыя неприятельския укрепления, прочия же части вернулись на свои позиции.

Спуск с Балкан в долину Златицы.

21-го декабря все роты полка, кроме 8-й и 9-й, были назначены спускать с гор на шоссе артиллерию; пришлось на каждую роту по два орудия. 3-й роте приказано было спустить орудия к Этрополю, почему она присоединилась к полку кружным путем, через Орханиэ. 2-й баталион, роты Его Величества и 13-я достигли Шуваловской ставки поздно вечером; прочия же заночевали на спуске. Труднее всех досталось ротам 1-го баталиона, принужденным тащить 9-ти-фунтовыя орудия с самаго леваго фланга позиции. Только к вечеру 21-го числа они едва доплелись до центра позиции по невылазным сугробам, в которых орудия скрывались совершенно, даже с телом, и там заночевали. Достойны были удивления наши солдаты, когда впроголодь, без сухарей, они затягивали любимую «дубинушку» и под ея напев дружно вытягивали орудия из сугробов. На третий день, не доходя версты полторы до Шуваловской ставки, им удалось несколько отдохнуть и подкрепиться полу-фунтом хлеба и чаркой водки.

Пять дней сряду переваливали через Балканы колонны отряда генерала Гурко; пять дней боролись они неустанно с крутыми подъемами, со скользкими, как лед, тропами, с холодом, вьюгами, местными мятелями, неся на себе громадныя тяжести по едва заметным глазу горным тропинкам, заметаемым снегом. Невозможно исчислить все трудности и лишения, перенесенныя солдатами, всю борьбу, испытанную ими в диких горах в суровую зимнюю пору. За это время выработался даже особый тип солдата, переходящаго Балканския горы. В этом типе невозможно было-бы узнать Преображенца, Семеновца или другаго гвардейца, каким привыкли его видеть в Петербурге или в Красном Селе. Солдат гвардеец, спускающийся с Балкан в долину, казался каким-то особым, странным существом. На ногах мешковатая, неуклюжая обувь, сделанная из шкуры буйволов, мехом обращенная внутрь; обувь эта надета на сапоги для лучшаго согревания ног, и вся нога кажется огромною, безобразною. Солдат с трудом выворачивает ее из снега. На плечи накинуто полотно палатки; в это полотно солдат закутался совсем, прижав концы его вместе с ружьем к своей груди. Виднеются только глаза, часть носа, да торчащий наверху остроконечный кусок башлыка. Полотно насквозь пропиталось снегом и сидит на солдате на подобие ризы[20].

Занятие города Софии.

23-го — орудия были вывезены на шоссе и роты пошли в долину за полком, к которому и присоединились только в Софии. В этот день, рано утром, 2-й баталион, вместе с ротами Его Величества, 9-й и 13-й, были направлены на деревню Враждебну, в 11-ти верстах от Софии, с тем, чтобы принять участие в общей атаке; но в 12 часов дня пришло известие, что город София оставлен турками. Прожив здесь 5 дней, с 23-го по 28-е декабря, полк выступил к Филипополю. Тотчас-же все части были туда направлены, а в 4 часа дня оне вступили в будущую столицу Болгарскаго княжества с песнями и распущенными знаменами.

О турках мы не имели точных сведений; говорили, что часть их занимает Траяновы ворота; а те, которые ушли из Софии, отступили на Кюстендиль и Самаков[21].



ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Пузыревский.

[2] Пузыревский.

[3] Пузыревский.

[4] Пузыревский.

[5] Михневич.

[6] Пузыревский.

[7] Пузыревский.

[8] Пузыревский.

[9] Записки Михневича.

[10] Михневич.

[11] Михневич.

[12] См. план.

[13] Два похода за Балканы — кн. Шаховскаго.

[14] Михневич.

[15] Михневич.

[16] Отряд генерала Дандевиля занимал правый фланг позиций против Шандорника, приблизительно между батареями Оноприенки и Мартынова.

[17] Михневич.

[18] Правый фланг турецкой позиции.

[19] Михневич.

[20] Князь Шаховской.

[21] Михневич.

История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Публикуется по изданию: История Лейб-Гвардии Семёновского полка. Составил Лейб-Гвардии Семеновского полка поручик П. Дирин. - Санкт-Петербург, типография Эдуарда Гоппе, 1883. Оцифровка текста, html-вёрстка - Тимур Белов, 2013. При использовании текста ссылка на эту страницу обязательна.