Карцов П.П. История лейб-гвардии Семёновского полка 1683-1854. Часть вторая.
Глава VII. Ротное управление.
Нравственное образование нижних чинов. — Чины ротного управления и их обязанности. — Упадок ротного управления с 1726 по 1762 год. — Улучшения, произошедшие в царствование Екатерины II. — Отпуска: правила, существовавшие до 1730 года. Отпуска по представлениям и по прошению. — Отпуска по болезни.
От самаго основания регулярнаго войска в России, на ротных командирах, как на начальниках основной, единичной части пехотных полков, кроме ответственности за фронтовое образование и за службу солдата, всегда лежала обязанность нравственнаго его развития, надзора за имуществом как казны, так и самих солдат, за поведением их, и отчасти попечение о будущности подчиненных, по окончании их службы. Изследование когда и в какой мере исполнялись эти существенные предметы ротнаго управления, составляет содержание предлежащей статьи.
Нравственное образование нижних чинов.
Самые древние документы полковаго архива уже свидетельствуют, что начальство полка по возможности следило за исполнением со стороны нижних чинов обязанностей относительно религии и церкви. В то время, когда полк не имел еще собственнаго храма в Петербурге, каждый из чинов полка выбирал себе духовника между приходскими священниками по произволу[1], а ротные командиры, в конце Великаго Поста, обязаны были доставлять в полковую канцелярию свидетельства приходских священников. Но при этом встречались затруднения, неизбежныя при всяком произвольном действии большой массы людей. Часто случалось, что нижние чины в течение всего поста или вовсе не говели, оправдываясь тем что еженедельно были заняты службою, — или откладывали исполнение долга до последняго срока, когда болезнь и другия обстоятельства препятствовали выполнению его. Неудобства эти с каждым годом постепенно устранялись. Произвести коренное изменение вдруг было невозможно, хотя все начальники и сознавали необходимость его. Устройство полковой, походной церкви в 1729 г., дало возможность приступить к некоторым улучшениям. Тогда нижние чины, после исповеди у избраннаго духовника, приобщаться Св. Таин непременно должны были в полковой церкви[2]. Два года спустя приказано объявлять всем вновь поступающим на службу, что они обязаны говеть не иначе, как у полковаго священника. Таким образом, мало по малу и без особенных затруднений, начальство полка устранило произвол в выборе духовника, хотя долго еще не могло дать окончательно — правильный ход исполнению нижними чинами этой важной христианской обязанности. С переходом полка в слободу и устройством постояннаго для него храма, казалось ничто не должно было более препятствовать тщательному надзору. Однако документы полковаго архива свидетельствуют, что в течение 40 лет (1742—1782) дозволялось каждому говеть, когда пожелает. В 1785 г. роты первый раз говели в целом составе; что потом постоянно соблюдалось и в остальные годы описываемаго нами периода.
Нет сомнения, что для нравственнаго развития солдата должно внушать ему понятие долга и безпрекословнаго исполнения служебных обязанностей. Нет также сомнения, что то и другое передается не столько словами, сколько примером, и прививается единственно в том случае, когда служебной деятельности солдата, с самаго начала дано благоразумное и твердое направление. Хотя все эти правила сознавались начальниками полка может быть не менее ясно, как ныне, за всем тем многое, что возможно в настоящее время, сто лет тому назад было недостижимо. Во вседневной, служебной жизни солдата, проявлялся ощутительный недостаток понятия его о долге и достоинстве. Обзор неслужебнаго быта нижних чинов покажет, сколько оставалось еще желать в этом отношении улучшений, для искоренения нравственных недостатков, происходивших не столько от слабости надзора, сколько от общей необразованности народа. Со стороны ротнаго начальства, прилагалось всякое старание к истреблению в нижних чинах наклонностей, которыя приобретаемы ими были до поступления на службу, и в те времена вообще считались мало предосудительными. Самыя строгия меры взысканий не достигали цели. Не было никакой возможности усмотреть, чтобы хозяева квартир, за ничтожное угощение постояльца, не приносили ему вина, или даже сами не торговали им[3]. В 1737 г., во избежание безпорядков в домах и на улицах, приказано три раза в день поверять нижних чинов на их квартирах. Кроме того в ротах заведены штрафные журналы; подтверждено, чтобы непременно два раза в неделю читали воинский артикул, при офицерах в роте состоявших; с людей обнаруживавших дурныя наклонности, взыскивали более, нежели строго; чаще выписывали их в армию, и при всем том нравственное образование нижних чинов мало улучшалось[4]. Эпохою, с которой началось заметное улучшение общей нравственности нижних чинов, нужно считать 1762 год. С этого времени, как видно из дел, характер проступков разительно изменяется, а вместе с тем изменяются меры и формы взысканий.
Чины ротного управления и их обязанности.
Кроме командира роты, ротное начальство составляли младшие офицеры и все унтер-офицеры. Исполняли ли какую-либо обязанность внутренняго ротнаго управления субальтерн-офицеры, сказать положительно нельзя, потому что этого не видно из сохранившихся бумаг. Известно только то, что прапорщики заботились о больных своей роты, навещали их и следили не только за их нравственностью в госпитале, но и за успехами леченья.
К числу унтер-офицеров принадлежали: сержанты, подпрапорщики, каптенармусы и фурьеры. Капралы не всегда считались унтер-офицерами; во многих списках они показаны отдельно, как от унтер-офицеров, так и от рядовых; в других же — включались то в число унтер-офицеров, то в число рядовых[5].
Сержантов было в роте по списку от 3 до 4 человек, смотря по числительности самой роты; но на лицо обыкновенно оставалось не более одного, редко два сержанта. Остальные были или в командировках, или в отпуску, или при хозяйственных частях полка. Когда случалось быть в роте нескольким сержантам, то один из них назывался старшим и исполнял должность, несколько соответствующую должности нынешняго фельдфебеля. Как показывает один из приказов полка, в то время уже понимали важность звания сержанта, о котором именно говорится «на нем лежит зело много в роте, и подобает, чтоб он от нижняго чина уже во всех чинах служил, дабы он все поступки и ученья благо знати мог.» Старший сержант ежедневно являлся, в назначенный час, к дежурному при полку штаб-офицеру, или капитану и к полковому адъютанту, для получения словесных приказаний, которыя передавал ротному командиру. Наблюдение же за ротным хозяйством не входило в обязанности старшаго сержанта, остававшагося до 1762 г. помощником ротнаго командира собственно только во фронтовом и служебном отношениях. В следствие штата, Высочайше утвержденнаго 13 марта 1762 г., должность старшаго сержанта вошла в круг действий новаго чина, фельдфебеля,(Приложение 13) и за тем положено иметь в роте 2 сержантов. С тех пор обязанность сержанта сходствовала с обязанностию взводнаго вахмистра в кавалерии.
После сержанта следующее, по старшинству, лицо унтер-офицерскаго звания был подпрапорщик. В начале каждый из унтер-офицеров должен был пройти эту степень повышения; но в 1730 годах начали производить унтер-офицеров прямо в сержанты, а подпрапорщиками утверждали только тех, которые подавали надежду быть произведенными в офицеры своего полка. По этому число подпрапорщиков с изданием новых штатов постоянно уменьшалось, и в 1762 г. дошло до того, что положено иметь их по одному в роте; в конце же царствования Екатерины II, в подпрапорщики производились исключительно одни дворяне. Они дежурили и исполняли другия службы на равне с прочими унтер-офицерами. По временам подтверждалось, чтобы подпрапорщики помогали прапорщикам в надзоре за больными, что основывалось на следующих словах древняго устава: «Подпрапорщик призирает прилежно немощных, и посещает их по вседневно прилежно, и есть прапорщику в сем деле помощник. На бою, или в строю идет он за прапорщиком, и как оный ранен будет, и не может более знамя несть, то подобает ему иное принять.»[6]
Главным помощником ротнаго командира по части хозяйственной был каптенармус. Число каптенармусов, как видно из штатов, было различно; но занятия их были одни и те же. Сколько бы каптенармусов в роте ни было, все они имели в своем ведении равную часть ротной аммуниции. До 1757 г., каждый из унтер-офицеров иначе не производился в подпрапорщики или сержанты, как пробыв год или более каптенармусом. Это основывалось на прежних постановлениях, которыя поддерживал начальствовавший в то время полком гр. Апраксин. Хотя в последствии правило это и изменилось, но тем не менее в полку привыкли считать назначение в каптенармусы наградою, и отдавали об этом в приказах по полку. Причиною было то, что каптенармус имел иногда, помимо ротнаго командира, непосредственное сношение с полком и с нижними чинами, которым раздавал вещи по своему усмотрению[7]. В следствие этого, при смене каптенармусов, не только поверяли вещи в ведении их состоявшия, но и опрашивали людей, все ли они получали. Надзор за мундирною одеждою также лежал на ответственности каптенармусов; провиантская же часть до 1762 г. не была в их ведении, а возлагалась на фурьеров.
Фурьер был первый или самый младший унтерофицерский чин. Во все времена и по всем штатам фурьеров положено было иметь по одному в роте. Обязанность их была двоякая: в строю соответствовала нынешней жалонерной, в хозяйственном, или внутреннем ротном управлении — касалась несколько того, что ныне возлагается на каптенармуса. Фурьеры принимали из магазинов провиант, разделяли его между чинами роты, вели отчетность по этой части, и кроме того заведывали отоплением и освещением светлиц своей роты[8]. Это продолжалось до 1762 г., когда, как сказано выше, провиантская часть перешла к каптенармусу. С того времени фурьеры, во внутреннем управлении рот особаго значения не имели, и были только помощниками фельдфебеля на равне с другими унтер-офицерами.
Капралы, хотя и были постоянно непосредственными начальниками своей части, но до 1730 г. не считались унтер-офицерами. Штаты, изданные в начале царствования Императрицы Анны Иоанновны, сравняли звание капрала с другими выше названными, но это продолжалось только 10 лет. Число капралов в роте зависело от числа капральств. В царствование Петра I, равно как и с 1726 по 1730 год, роты полка разделялись на 6 капральств, из которых в каждом было по капралу. С 1730 по 1762 г. капральств было по 4 в роте, потом опять по 6, и наконец от 1765 г., на основании приказа гр. Брюса, снова по 4[9]. Капрал только заведывал внешним управлением своей части, поверял наличное число чинов ея, но не касался ни поведения, ни одежды, ни оружия, ни аммуниции рядовых своего капральства. Почему так было — неизвестно и тем более странно, что старинный устав определял обязанность капрала следующими словами: «Капралу подобает о всех под своим владетельством имеющих по утру и в вечеру известну быть, и буде кто из них к злому житию склонится надлежит ему гораздо смотреть и их воздерживать от того.»
Одновременно с присоединением капралов, к числу унтер-офицеров, является в ротных списках новое лицо, ефрейтер. Имели ли ефрейтора свои части (десятки), отвечали ли они за внутренний порядок этих частей, определить трудно, по крайней мере в документах полковаго архива об этом ничего не упоминается. Вероятно, что подразделения на десятки не было, иначе в делах встречалось бы, что либо, о назначении в десяточные, или о взыскании с них за недосмотр, тем более, что в приказах и бумагах того времени сохранились даже самыя мелочныя записки и сведения. Вообще о внутреннем управлении рот нужно заметить, что оно, не только в средине прошлаго столетия, но почти и в конце его (до 1776 г.) шло как бы само собою. Стоял ли солдат неисправно в карауле, утратил ли он, или даже промотал, казенную вещь, явился ли не в своем виде на службу, — за все это взыскивали с виновнаго, а ближайший начальник оставался в стороне. Писали о присмотре за поведением и нравственностию людей много, подтверждали порядки надзора весьма часто, — а в сущности почти не заботились ни об исполнении приказаний, ни о причине их нарушения. Длинные приказы наполнялись правилами касательно дисциплины и нравственности, а между тем ни в одном из них, в течение 70 лет, не встречается примера взыскания с лиц ротнаго начальства, за проступки подведомственных им рядовых.
Сверх упомянутых чинов, к составу ротнаго управления нужно отнести еще тех из рядовых, которые занимали разныя отдельныя должности. Туда относятся: ротный писарь, фельдшер и ротный обозный.
Хотя в штатах полка не всегда полагались ротныя писаря, но они постоянно состояли в ротах и на основании правил, существовавших еще до 1725 г., не несли ни какой фронтовой обязанности. В 1731 г. командовавший полком подполковник Ушаков, желая неотступно следовать изданным в то время штатам, запретил в ротах иметь особых писарей, и требовал, чтобы все приказы выписывались дежурными унтер-офицерами. Но это оказалось решительно невозможным; во первых потому, что многие из унтерофицеров, не исключая и дворян, были безграмотны, а во вторых, что дежурный имел время выписывать разве только дневной приказ полка, а не копии с сенатских указов и других постановлений, которыя тогда полагалось иметь в каждой роте[10]. Следствием этого было то, что звание ротных писарей необходимо должно было утвердиться временем, и с тех пор уже существовало постоянно.
Фельдшера не входили в общее число рядовых. Они назначались в роты по распоряжению полковаго лекаря, и были большею частию из солдатских детей своего полка. Обязанность фельдшера, в отношении ротнаго управления, кроме надзора за исполнением докторских предписаний, состояла еще и в том, что они заменяли нынешних цирюльников, получая за это денежное вознаграждение, — неопределенное, как ныне, а произвольное, которое собиралось обыкновенно при раздаче жалованья[11]. Со времени же введения прически с пудрою и косами, фельдшер убирал волосы и пудрил людей; от чего и назывался иногда, даже в приказах, ротным парикмахером.
Ротным обозным был старший из извощиков в роте. Обязанность его относительно подъемной части роты была таже, что и полковаго обознаго относительно всего полка, с тою только разницею, что последний заведывал и хозяйственною частью обоза, а первый, наблюдал только за исправным содержанием повозок и лошадей своей роты. Звание ротных обозных равномерно не было определено штатами; отчего оно, то являлось в ротных списках, то изчезало. Было время (с 1753 по 1758 г.) что роты не имели не только обозных, но и извощиков. Это произошло от того, что командир полка, майор Вельяминов—Зернов, обращавший особенное внимание на улучшение подъемной части, соединил всех извощиков в общую команду при полковом штабе, которую поручил одному лицу[12]. В последствии это повторилось при гр. Брюсе, и как увидим из обзора подъемной части, оставалось до самаго 1796 года.
Сказав отдельно о каждом из чинов роты, имевшем влияние на ея управление, разсмотрим, что делалось для согласования отдельных обязанностей каждаго, с общим управлением полка, и как действовали ротные командиры для достижения этой цели.
Упадок ротного управления с 1726 по 1762 год.
О нравственном влиянии ротных командиров на роты до 1762 г., говорить не будем. В те времена, ротные командиры считали достаточным исполнение внешних требований службы, и не касались внутренняго, неслужебнаго быта солдата. От этого и происходила та непонятная медленность в улучшении нравственности людей и систем управления ими, о которой мы говорили выше. С 1726 по 1762 год все оставалось в полку или на той же степени, или шло назад. Хотя по временам являлись лица, пытавшияся улучшить внутреннюю жизнь полка[13], но попытки их оставались без успеха; что должно приписать частию недостатку в помощниках, частию тому, что нововведения не уяснялись в такой степени, что бы они каждому казались понятными и полезными.
Если бы мы хотели судить об описываемом времени на основании одних только общих распоряжений и предписаний высшаго начальства, то конечно время это не столь бы разительно отличалось от настоящаго. Но разсмотрев все мелочныя сведения об управлении полка, и вникнув в подробности минувшей его жизни, видим огромную разницу между тем прошедшим, которое так часто превозносится безусловно, и тем благоустроенным настоящим, которое может не нравиться тому только, кто его или не понимает, или вовсе незнает. Мысль наша подтверждается фактами, касающимися отчетности по управлению ротами, которая постоянно составляла один из главных предметов заботливости начальства и между тем существовала только на бумаге. Составлялись табели вещам, ведомости о деньгах, требовались сведения о раздаче дров и проч., и в то же время отдавалось в приказах, что с такого-то следует взыскать 200 руб. за утраченныя вещи; что в такой-то роте солдат, бывший в командировке, не получал за три года жалованья; или что одному не отпущено дров, тогда как другой продавал их на сторону[14]. Повторяем впрочем, что все это относиться лишь к первой половине описываемаго периода.
Улучшения, произошедшие в царствование Екатерины II.
С 1762 г. ротное управление заметно начало улучшаться во всех отношениях. Нижние чины из дворян, которых в то время было еще более трети общаго числа людей, не только сами остерегались поступков предосудительных их званию, но оказывали благодетельное влияние и на других. Вместе с улучшением нравственности, улучшился внутренний порядок и надзор за казенными вещами. Начало этому новому направлению положено в царствование Петра III, когда взятое в образец внутреннее управление немецких войск, во многом применено было и к гвардии. В последствии, в 1770 и особенно в 1780 годах, пример этот был уже не нужен, потому что гр. Брюс улучшил внутренний порядок и хозяйство Семеновскаго полка так, что они могли служить примером. С этого времени каждая рота подавала на имя командира полка о казенных вещах третныя табели, в которых обозначалось сколько каких предметов на лицо, по настоящему числу людей; сколько должно быть по комплекту; что из наличнаго числа годно и негодно; когда вещи построены; откуда приняты; когда им кончатся сроки. Об утраченных вещах обозначалось: когда, кем и где оне потеряны, и кто в то время командовал ротою. Сверх того, не только подтверждено было прежнее правило, чтобы ротные командиры принимали вещи от казначея или квартермистра не иначе, как сличая их с образцами, но и приняты меры, заставлявшия непременно исполнять это требование. Гр. Брюс часто лично свидетельствовал принятыя в роты вещи, и тогда за недоброкачественность их взыскивал уже не с казначея, а с ротнаго командира[15]. Преемники Брюса, майоры Кашкин и кн. Долгоруков, старались поддержать и упрочить произведенныя им перемены. Последний в 1776 г. строго запретил поновлять и исправлять в ротах казенныя вещи на счет солдат; что прежде не только не запрещалось, но даже одобрялось[16]. Подобныя и другия нововведения почти совершенно изменили ротное управление полка, и подготовили его к тем благодетельным улучшениям, которыя осуществились позднее, и будут описаны в следующем периоде.
Правила увольнения в отпуск, существовавшие до 1730 года.
Относительно увольнения в отпуски постоянных правил не было. Как количество увольняемых чинов, так равно и сроки увольнений изменялись почти ежегодно. В 20-х годах прошедшаго столетия, чины полка просились в отпуск, когда кто хотел. Для этого всякий желающий подавал в полковую канцелярию прошение на Высочайшее имя, с изложением причин и срока увольнения. Собранныя, в промежутке между заседаниями полковых штабов, прошения вносились в доклад ближайшаго, следующаго совещания, в котором разсматривали уважительность причин представленных просителями, и решали, можно ли вносить прошения в Высочайший доклад, или нет. В первом случае командир полка испрашивал на увольнение Высочайшей воли. Из пересмотра прошений того времени видно, что причины, в них излагаемыя, состояли большею частию из тяжебных дел преимущественно с родственниками. Иногда желание увеличить необходимость быть уволену заставляло описывать целыя происшествия, изложенныя на нескольких листах. Весьма часто в одном и том же прошении помещали причины подобныя следующим: «у меня отец болен, скот увели, дом разграбили, крестьян заложили, а другие бежали и землю соседи продали»[17].
Отпуски по представлениям и по прошению.
С 1730 г. дела полковаго архива показывают уже некоторую правильность относительно увольнения в отпуски, которые с того времени можно подразделить на два рода: отпуски по представлениям и отпуски по прошениям. Отпуски по представлениям были большею частию годовые. В 1732 году Императрица Анна Иоанновна, определила как время представлений, так и срок отпусков, что видно из следующаго Указа:
Указ Лейб-Гвардии Нашей Полковым Командирам.
«Указали Мы из всех 4-х полков гвардии Нашей, подать нам немедленно ведомости, кто именно офицеры, урядники и рядовые, в нынешнем 1732 году, от начала года и после, в годовые и временные отпуски отпущены. И с предбудущаго 1733 года и вперед по всягодно из таких же желающих в домы, годовые отпуски чинить с начала каждаго года, чего ради прежде наступающаго года в декабре месяце, собрав при полках, подавать нам ведомости, кого по именно таковых желающих в домы отпустить надлежит и те отпуски с докладу Нашего изготовить января к 1-му числу, а без имяннаго Нашего указа в те годовые и временные в домы отпуски отнюдь не отпускать, и повелеваем в гвардии Нашей чинить посему Нашему Указу».С этого времени постепенно издавались правила относительно представлений в отпуски, которые считались как бы наградою. Так в приказе по полку от 5 октября 1733 г., предписано ротным командирам включать в представления людей надежнаго поведения, брать у них собственно-ручныя росписки в том, что они явятся непременно в срок, и внушать им, что бы по прибытии в место увольнения, они «явились там воеводам или управителям местным». Правом отпуска пользовались преимущественно нижние чины из дворян.
Отпуски по прошениям имели разные сроки. Для ограничения произвола, ротные командиры должны были представлять на разсмотрение господ штабов прошения только тех нижних чинов, которые не были в отпуску два года[18]. В последствии определено доставлять прошения один раз в месяц, в том внимании, что бы нижние чины не затрудняли полковое начальство ежедневными просьбами. Не смотря на эти постановления были примеры, что прошения подавались лично, и не только кому либо из штаб-офицеров, но даже Императрице, на что ясно указывает часто встречающееся в документах архива выражение: «увольняется по изустному Ея Императорскаго Величества указу самим просителем доносимому».
Кроме годовых и срочных отпусков существовали еще отпуски на неопределенное время. Первый тому пример был в 1741 году, при построении слободы, когда уволены были все нижние чины из дворян, желавшие представить вместо себя плотников из крестьян своих. К 1-му января 1742 г., всем уволенным на неопределенный срок приказано было явиться; но прошел срок — и не явилось и половины, так что полк для сбора отпускных, кроме переписки с разными местами и лицами, должен был командировать в провинции офицеров и унтер-офицеров, давая им прогоны из экономической суммы[19].
Отпуски по болезни.
Отпуски по болезни дозволялись во всякое время, лишь бы к прошению приложено было ручательство ротнаго командира. С 1762 г., когда годовые отпуски стали реже, число просившихся по болезни с каждым годом увеличивалось, так что было предписано «запретить в ротах проситься на рекреацию»[20]. Вместо того принято правилом делать в подобных случаях представления не от рот, а полковому лекарю, который мог впрочем представлять только людей совершенно неизлечимых. Такие больные получали отпуски «впредь до отставки».
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Дела полковаго архива, за 1726 год.
[2] Приказ по полку, 19 февраля 1729 года.
[3] Приказы по полку, книга № 13.
[4] Приказы по полку, книги № 16 и 20.
[5] Приказы по полку, книга № 10.
[6] Устав генерала Вейде, издание 1698 года.
[7] Входящия письма, книга № 222.
[8] Приказы по полку, книги № 1 и 7 втораго отделения.
[9] Определения полковых штабов, книга № 16.
[10] Приказы по полку 1731 года.
[11] Приказы по полку, книга № 27.
[12] Мысль впрочем не новая. В 1 части этого сочинения уже говорено было о том, что все извощики полка состояли в заротной команде и подчинялись начальнику ея.
[13] Командиры полка: подполковник Ушаков (1730—1734), подполковник Соковнин (1750—1755) в подполковник Вадковский (1765—1766).
[14] Входящия письма, книга № 122; исходящий журнал, книга № 1 и определения полковых штабов, книга № 14.
[15] Приказы по полку, книга № 21 второго отделения, и входящия письма, книга № 100.
[16] Приказы по полку, книги №№ 2 и 11 втораго отделения.
[17] Исходящий журнал, книга № 3.
[18] Приказ по полку, книга № 9.
[19] Входящия письма, книга № 123.
[20] Так назывались отпуски для поправления здоровья. Приказ по полку, 1-го февраля 1772 года.
История лейб-гвардии Семёновского полка 1683-1854. Часть II. 1725-1796.
Публикуется по изданию: История лейб-гвардии Семеновского полка 1683-1854. Часть вторая. Составил Лейб-Гвардии Семеновского полка штабс-капитан Карцов. 1854. Оцифровка текста, html-вёрстка - Тимур Белов. Особая благодарность Максиму Борисову за предоставление книги. При использовании текста ссылка на эту страницу обязательна.