|
Карцов П.П. История лейб-гвардии Семёновского полка 1683-1854. Часть вторая.
|
Глава IX. Квартермистрская часть.
Во внутреннем устройстве полка квартермистрская часть была почти главною. К ней постоянно принадлежало продовольствие полка, и все относящееся собственно до хозяйства. По причине такой сложности этого отдела управления, до 1730 г. полагалось иметь в полку двух квартермистров. Один заведывал продовольствием, другой прочими предметами хозяйства.
Круг действий квартермистра.
Штатом 1731 г. назначен только один квартермистр, на котораго возложена обязанность заведывать продовольствием полка, мастерскими, цейхгаузами, полковою церковью, полковым двором и вообще всеми зданиями и местами полку принадлежащими. В его же распоряжении были: отопление квартир, их освещение и наружная чистота, и в последствии вся подъемная часть. Подчиненный полковым штабам, квартермистр, на основании Адмиралтейскаго Регламента, избираем был, подобно коммиссару, обществом офицеров, и с 1742 г. сменялся ежегодно.
Так как в должности квартермистра многое зависело от личной его распорядительности, то квартермистрами избирали только офицеров известной опытности, какого бы чина они ни были. До 1740 г., все состоящее в ведении квартермистра называлось квартермистрскими делами; а по устройстве слободы, квартермистрския дела составили особое отделение полковой канцелярии. В последние годы царствования Императрицы Елисаветы, по определению полковых штабов, заготовление фуража и рационное довольствие полка возложено было также на квартермистра, хотя заведывание подъемною частью оставалось еще на ответственности полковаго обознаго. В 1762 г., звание обознаго совершенно исключено из штатов полка. С тех пор подъемная часть, как по наружному устройству, так и по хозяйственному управлению, вошла в круг обязанностей полковаго квартермистра[1].
Кроме всего этого до издания устава, в 1764 г., полковой квартермистр сохранял, принадлежавшую ему еще со времен Петра Великаго, обязанность — во время учений и парадов занимать для полка места и ставить для этого линию фурьеров со значками. Исправлять же в походе должность соответствующую квартирьеру, как было до 1725 года, по многосложности своих обязанностей он не мог, и с похода полка в Москву на коронование Императора Петра II, полковыя дела ни разу более не упоминают об этом.
С переходом управления полка в непосредственное ведение полковых командиров, некоторые из них начали поручать квартермистрам заведывание предметами вовсе до их части не относящимися. Так подполковник гр. Брюс (в 1769 г.) возложил на полковаго квартермистра обмундирование полка; майор Кашкин (в 1773 г.) поручил ему сделать подряд сукон; майор князь Долгорукий (в 1777 г.) вверил ему присмотр за госпиталем[2].
Наблюдение за действиями квартермистра производилось полковыми штабами, а поверка отчетов его — счетною полковою коммиссиею.
Продовольствие полка.
В царствование Екатерины I и Петра II полк получал продовольствие на тех же основаниях, какия существовали при Петре I. В 1727 г., для прекращения всех прежних исков по недоимкам провиантской части, приказано было получить недобранный провиант, вместо муки и круп, — деньгами. Спустя же два года начальство ходатайствовало о том, чтобы ему дозволено было, на определенныя правительством для продовольствия полка деньги, произвести заготовку провианта по своему усмотрению. На это согласились; но когда пришлось покупать муку и крупу, то увидели, что подрядчики просят несравненно дороже справочных цен, по которым приняты деньги из казны. Тогда решили разложить всю сумму на каждаго из чинов полка, сообразно с количеством получаемаго ими провианта. Это еще более обнаружило ошибку полка, потому что люди не в состоянии были приобрести на полученныя деньги и половины того количества хлеба, который выдавался им дотоле натурою.
Отпуск провианта.
Между тем высшее начальство нашло удобным заменить натуральную выдачу денежною. В 1730 г. Верховный Тайный Совет сделал полку запрос: не хочет ли он обязаться, пять лет сряду не получать хлеба из казенных магазинов, и не принимать суммы, ежегодно ассигнуемой в Статс-Конторе на полковое продовольствие, а вместо того получать деньги вдруг по торговым ценам из Каммер-Коллегии? Испытав однажды неудобство собственнаго заготовления провианта, начальство полка в этот раз решительно отказалось от предложения, высказав следующия тому причины:
1) Ежели подрядов от казны не будет; хлеба привезут в Петербург мало и тогда не откуда будет взять хлеб.
2) Заготовлять полку хлеб заранее на полученныя деньги невозможно. Замедление почти неизбежно, и солдаты будут терпеть нужду, потому что на полк потребно 2,550 четвертей ржи и 8000 четвертей овса; чего вдруг в окрестностях подрядить нельзя. Если же закупать по частям, то будет одно хуже, другое лучше.
3) Если даже предположить, что найдутся подрядчики, спрашивается где держать хлеб, особенно в Петербурге? да и в Москве, хотя принадлежит полку житный двор, что у Красных ворот, но он весьма ветх и на починку потребует больших сумм.
4) На целый год вдруг принять хлеб на солдата нельзя, потому что запрещено законом получать вперед на то время, которое еще не выслужено.
5) В случае похода кто возьмет скупленный и запасенный полком хлеб? Кто будет заготовлять его на дороге, по деревням? Ежели посылать офицеров с командами, то всегда будет много людей в расходе; а кроме того казенная цена на месте одна, а в походе, в деревнях — другая.
Все вышеизложенное найдено основательным, и с 1730 г. отпуск провианта, за исключением мелочных выдач, производился постоянно на отпускавшияся полку из Статс-Конторы деньги натурою, из казенных магазинов[3].
Приемка провианта.
Приемка производилась в разных местах, смотря по тому, где было удобнее. Постояннаго, утвержденнаго общим постановлением руководства для приемки, квартермистр не имел, от этого он, почти ежемесячно, получал особую инструкцию от полковых штабов. На основании этой инструкции квартермистр обязан был, собрав требования из рот, составить из них общую ведомость, представить ее к подписи г.г. штабов, и потом уже принять из магазинов муку вдруг на весь полк. Роты должны были подавать требования ежемесячно, прилагая к ним отчетную ведомость подробнаго расхода провианта, принятаго в прошлом месяце. Из магазинов муку привозили на полковых лошадях к ротным съезжим, где она и хранилась на ответственности каптенармусов[4].
Не всегда казенные магазины выдавали провиант мукою. В 1735 г., как и всегда при неурожае во внутренних губерниях, предписано было принимать хлеб в зерне, в том внимании, что казна сама вынуждена была наполнять магазины зерновым хлебом, скупленным в Остзейских провинциях. Обращать зерно в муку предоставлено было собственному попечению полка, который должен был по этому случаю завести в ротах ручные жернова, и постановить правилом, чтобы каждый из нижних чинов в течение месяца, в свободное от службы время, непременно вымолол количество муки, равняющееся пайку его.
На основании постановления Императора Петра I нижние чины полка, кроме провианта, получали соль. Она отпускалась из казенных магазинов, по требованию полковой канцелярии, с таким расчетом, чтобы на каждаго человека, за исключением деньщиков, приходилось по 25 фунтов в год. В 1728 г. отпуск соли натурою был прекращен; вместо того выдавались деньги, и предписывалось покупать соль у вольных продавцев.
Мясныя деньги и хлебное жалованье.
Отпускаемую на продовольствие сумму не должно смешивать с суммами, называвшимися мясными деньгами и хлебным жалованьем. Последния соответствовали нынешним столовым и порционным деньгам, и на них нижние чины покупали себе мясо и продукты для приготовления так называемаго приварка. На каком основании в те времена производилась закупка продуктов, как и где приготовлялся приварок, и из чего состоял он, — об этом не сохранилось ни каких сведений. В позднейшее время, именно в 1792 г., нижние чины, жившие в одной комнате, составляли между собою одну артель. Один из них по выбору, или по очереди, ходил за покупками и варил пищу, которая приготовлялась сообразно с денежными средствами его товарищей; обыкновенно же отделял каждый из своего оклада по 2 р. ассигн. в треть. Хлеб пекли тоже в артели, и этим всегда занимался кто нибудь один; но особеннаго времени на это не определялось, и занимавшийся хлебопечением не увольнялся от службы, почему и вознаграждался товарищами за труды по уговору, — или меньшим взносом в артель, или тем, что они по очереди чистили его аммуницию и ходили за него на домашния работы. Подобный способ приготовления пищи существовал не только на квартирах, но и в походе. Тогда артели составлялись человек из 10 или 12, преимущественно равных состояний, и начальство полка, выдав однажды паек, более не входило ни в какия распоряжения относительно продовольствия солдат[5]. До сороковых годов прошлаго столетия многие из нижних чинов, не имевшие собственнаго состояния и обремененные семействами, которыя обыкновенно проживали в Москве, отказывались от мясных денег и хлебнаго жалованья, предоставляя то и другое своим родственникам. Для этого, перед каждою раздачею денег, роты доставляли коммиссару сведения, кто из людей желает получить мясныя деньги сам, и кто предоставляет их в пользу семейства. Подобное обыкновение весьма затрудняло письменную часть, и в последствии обратилось в торг, потому что нижние чины стали переводить деньги не только на отсутствующих, но и на бывших на лицо. Один уступал свой паек, и получал в замен мясныя деньги своего товарища, другой — делал на оборот и т. д. В 1739 г. подобные переводы денег воспрещены: с того времени всякий получал, что ему следовало лично, и пересылал деньги куда хотел, без содействия полка. Этим должны мы заключить обзор полковаго продовольствия, потому что о многом, что могло бы быть любопытно, не сохранилось никаких письменных указаний. Как продовольствовались нижние чины в то время, когда полк стоял в обывательских домах? не существовало ли когда либо общее приготовление пищи в лагерях? не было ли хозяйственных заготовлений продуктов? все это к сожалению, по недостатку источников, остается необъясненным.
Подъёмная часть.
Подъемная часть полка, составляя одну из главных отраслей хозяйственнаго управления, в начале второй половины прошедшаго столетия вошла в состав квартермистрской части. До этого времени она управлялась отдельно, и была вверена полковому обозному. Впрочем многие из полковых командиров, для устранения столкновений в хозяйственных распоряжениях, оставляли полковому обозному только внешнее заведывание подъемною частию, заготовление же фуража, ремонт повозок и покупку лошадей поручали квартермистрам. Это началось, вопреки положению, с 1730-х годов и продолжалось до 1762 г., когда звание обознаго уничтожено, и квартермистр, сверх прежних обязанностей, принял и подъемную часть в непосредственное свое ведение.
Состояние обоза до 1731 года.
Недостаток сведений о состоянии полковаго обоза служить доказательством, как мало обращали на него внимания в царствования Екатерины I и Петра II. Из бумаг о передвижениях полка между 1725 и 1730 годами в Москву и обратно, видно, что в это время довольствовались теми остатками повозок, которыя сохранилась от походов времен Петра I. Простыя телеги, собранныя большею частию от нижних чинов своего же полка, нагружались полковыми вещами, и, под названием казеннаго обоза, тянулись за полком от станции до станции[6]. Начальство, мало по малу привыкши к этому, казалось забыло, что не прошло еще 10 лет с того времени, как подъемная часть, не смотря на походы, заключала в себе все необходимое, согласно положениям, изданным при Петре I.
Положение, составленное полковыми штабами.
Проэкт о содержании гвардии, составленный в 1731 г. полковыми штабами, не только изменил устройство подъемной части, но преобразовал ее совершенно. Из него видно, что в то время определено было: какия повозки должны составлять полковой обоз, какие назначены им сроки, устройство, цена и ремонт. То же самое положение касалось и подъемных лошадей, фуража, сбруи и прислуги. Разсмотрим все это отдельно.
Повозки, составлявшия полковой обоз, были:
1) Гренадный ящик, двух-колесный, сходный с нынешним зарядным артиллерийским ящиком. Он окрашивался зеленою краскою, за исключением колес и оковок, которыя положено иметь красныя. На крышке ящика были нарисованы: с одной стороны двуглавый орел, с другой — заглавныя буквы полка: С. П.; на передней же и задней сторонах зажженыя гренады. Величина ящика не определялась особенною мерою, но приказано иметь их такого объема, чтобы они вмещали в себе 384 гренады. В походе покрывали ящик кожаным чахлом, на котором написан был нумер того баталиона, которому ящик принадлежал[7]. Везли его на двух лошадях.
2) Патронный ящик делался того же вида и цвета, как и гренадный, но в меньшем размере. На крышке выставлялись нумера рот, из коих каждая имела отдельный патронный ящик, почему их и полагалось в полку 14 (т. е. 13 на строевыя роты и 1 на заротную команду).
3) Фурман, или крытая четырех-колесная брика, был того же цвета, как и обе названныя выше повозки, с тою разницею, что на крышке его с правой стороны был Императорский вензель и над ним корона, с левой — двуглавый орел и под ним нумер роты, или название той команды, которой фурман принадлежал. Фурманов полагалось иметь в военное время 20, в мирное 14; в первом случае закладывалось в них по 4 лошади, а во втором по 2. Фурманы назначались для перевозки котлов, форм для литья пуль и картечь, топоров, лопат и других полковых и ротных хозяйственных инструментов. В мирное же время фурманы служили для перевозки новаго обмундирования, музыкантских инструментов и всего, что не умещалось на повозки других наименований.
4) Пакваген, или четырех-колесный решетчатый фургон, сколоченный из тонких досок, обшитых внутри лубом — окрашивался весь в красный цвет. Крышка состояла из тонких железных дуг, обтянутых красною парусиною. Назначение паквагенов было — перевозить палатки, пирамиды и другие громоздкие предметы, почему они и закладывались пятью лошадьми; числом же их полагалось иметь в полку 17.
5) Фуражная телега. Она как формою, так и устройством, не отличалась ничем от обыкновенной; была окована, но не окрашена; служила для перевозки фуража и провианта, и везлась 2 лошадьми. В военное время полку предписывалось иметь 54, а в мирное — 39 фуражных телег.
6) Роспуски полагались обыкновеннаго устройства — и как они назначались собственно для перевозки рогаточных копий и брусьев, то и предписано было иметь их только в военное время, по одному на каждую роту.
Все названныя выше повозки должны были служить 6 лет; что же касается до ценности их, то она определена следующая. Каждый гренадный ящик стоил 13 руб. 50 коп.; патронный ящик — то же самое; фурман — 25 руб.; пакваген — 30 руб.; фуражная телега 10 руб.; роспуски 7 рублей[8].
Неудобство повозок того времени.
Но в сказанный вид, повозки полковаго обоза пришли только через пять лет по составлении проэкта. Их делали своими мастеровыми в Новегороде, куда отправлены были образцы. Между тем поход в Финляндию, в 1742 г., показал несовершенство устройства этих повозок. Фурманы, и особенно паквагены, оказались до того тяжелыми, что половину их оставили в Выборге, а под остальные запрягали лошадей вдвое более положения. Это было поводом к новому устройству повозок полковаго обоза. Сделанные в лейб-гвардии Конном полку образцы, хотя и были присланы в полк, но начальство весьма основательно нашло их еще менее удобными, нежели повозки прежняго устройства. Главный недостаток образцовых повозок был тот, что вместительность их соображена была с числом вещей эскадрона, и потому оказалась недостаточною для роты[9]. По этому, при постройке новых повозок, сделано было некоторое отступление от описанных выше. Патронные ящики получили плоския крышки, паквагены были гораздо короче прежних, и к ним приделаны сзади откидныя решетки; на фуражных телегах приказано устроить парусинные брезенты; а роспуски дозволено иметь и в мирное время, по одному на каждую роту[10]. Перемена эта произведена в 1748 г., и с тех пор повозки полковаго обоза сохраняли свою форму до 1763 года.
В царствование Екатерины II, как наружный вид, так название и число повозок были изменены.
Разсматривая положения коммиссии, учрежденной в 1763 г., равно как и Высочайше конфирмованные проэкты 1786 г., видим, что полковой обоз того времени состоял из 56 повозок, в числе которых были: 2 ящика церковных, один казенный (денежный), 8 патронных, 2 аптечных, 12 палаточных, 4 артиллерийских и один канцелярский; одна фура казначейская, одна кузнечная и 12 провиантских, наконец 12 лазаретных телег. Хотя для каждаго рода повозок определены были особый цвет и размеры (Приложение 16), но в полку, как видно из дел архива, строго этому не следовали и делали их все зелеными с черною оковкою[11]. В 1773 г., к поименованным выше повозкам прибавлен еще один патронный ящик, для егерской команды, а через два года число палаточных ящиков увеличено до 15, которые названы палаточными фурками.
В то же время, вместо 4 артиллерийских ящиков, положено иметь 8, вместо 9 патронных — 15, а лазаретныя телеги велено окрашивать палевою краскою с черными оковками[12].
Таков был полковой обоз до 1796 года. Заметим еще, что кроме названных повозок полагалось иметь в полку зимние ходы под все патронные и артиллерийские ящики, и несколько саней вместо роспусков.
С переходом полка в слободу явилась потребность в судах, которыя доставляя к слободе уголь, глину, мох, камни и проч., должны были заменять большое число лошадей и повозок. По зтому с того времени содержалось при полковом штабе постоянно не менее 5 судов. В 1748 г., по указанию командира полка, майора Майкова, щерботы и лодки заведены были почти в каждой роте, что значительно облегчало ремонтныя поправки слободы[13].
Подъёмныя лошади.
Для перевозки тяжестей содержались в полку подъемныя лошади. Не смотря на неудовлетворительное состояние обоза между 1725 и 1731 годами, количество лошадей было огромное; так что в 1726 г., хотя 1-й баталион находился в Москве, при 2 и 3 баталионах оставалось 260 подъемных лошадей. Это несоразмерное количество лошадей происходило единственно от того, что содержание их, как увидим ниже, стоило весьма дешево. В 1732 г., когда подъемная часть полка подчинена была определенным правилам, приказано содержать постоянно в мирное время 221 лошадь, в военное же 351. Тогда же положено, что бы каждая лошадь оставалась в полку до 12 лет и стоила не менее 12 рублей; но правило это никогда не исполнялось, равно как и то, чтобы число лошадей непременно было в комплекте. Иногда их было вчетверо менее (в 1738 г. состояло на лицо 34 лошади), иногда, как например при постройке слободы, их было почти вдвое более[14]. Это зависело исключительно от хозяйственных соображений господ полковых штабов, и не подвергалось никакой внешней отчетности и поверке. Были примеры, что полк, по приходе в Москву продавал всех лошадей, для того, чтобы не содержать их там напрасно. Такие обороты, само собою разумеется, иногда доставляли выгоду, но нередко и убыток.
Покупка лошадей, во время постояннаго пребывания полка в Петербурге, производилась большею частию в окрестностях Новагорода, Пскова и Твери, куда посылали, по назначению г.г. полковых штабов, опытнаго офицера с командою, что совершенно походило на обыкновенный способ ремонтирования кавалерии[15]. Полковыя подъемныя лошади, при каждом передвижении полка, разделялись по-ротно, для чего предварительно отмечались ротными клеймами, и в течение похода были в непосредственном ведении ротных командиров; в распоряжении же полковаго квартермистра оставались только те, которыя назначались под повозки полковаго штаба. Подобный порядок представлял ту выгоду, что каждая рота имела все свои вещи и повозки всегда у себя на глазах, и командир части заботился о сбережении тех и других более, нежели мог бы делать это квартермистр, которому предстояло наблюдение за сотнею повозок и тремя стами лошадей. По возвращении на постоянныя квартиры, весь обоз сдавался обратно в полк, и роты, не входя в его управление, получали для домашних работ нужное количество повозок и лошадей, по наряду полковаго обознаго или квартермистра. Текущими работами того времени были: возка дров к штабным строениям, ротным съезжим и баням, доставка полковой денежной казны в крепость и оттуда в полк, перевозка орудий полковой артиллерии из арсенала — для учений, или ко дворцу в торжественные дни — для пальбы. Впрочем, кроме домашних работ, полковыя лошади не редко были требуемы на работы в посторонния ведомства; так например до 50 подъемных лошадей находилось при постройке Зимняго Дворца, а в 1767 г. еще более при строении Исакиевскаго Собора[16].
Прислуга при обозе.
Присмотр и уход за лошадьми возлагался на извощиков. Сколько их должно было находиться в полку, видно из штатов; здесь же заметим, что на лицо их было всегда гораздо более. Полковые штабы, приняв во внимание, что по положению приходилось на каждаго извощика по 4 лошади, в 1732 г. входили с представлением об увеличении числа извощиков, вместо 72 челов., до 208. Представление это однако не было утверждено, и потому в полку было принято за правило, содержать при подъемной части для ухода за лошадьми постоянно, кроме извощиков, по нескольку строевых чинов из каждой роты. Таковые нижние чины уже в то время назывались фурлейтами, хотя оффициально они этого названия и не имели. В последствии слово «фурлейт» опять вышло из употребления, и не появлялось уже в бумагах до окончательнаго учреждения этого звания[17].
Фураж.
Довольствие подъемных лошадей представляется по сведениям, сохранившимся в полковом архиве, в весьма сложном и запутанном виде. Надобно полагать, что по этому предмету не имелось никаких общих постановлений, и что он предоставлен был полковому начальству, которое в распоряжениях своих, часто ссылалось на прежние порядки и не излагало своих приказаний определительно. В первыя десять лет по кончине Петра Великаго, довольствие полковых лошадей имело два источника: пастбища и фураж. Первыя отводились, в окрестностях Петербурга, Новагорода и Москвы, смотря потому, где находился полк; этим распоряжались КаммерКоллегия и Новгородская Губернская Контора. В Петербурге пастбища чаще всего давалась на Охте, в дачах Г. Нелединскаго, и за Екатерингофом — на Сенявинском лугу. С переходом в слободу, в особенности с отделением полковых земель в городское и казенное ведомства, полковыя лошади паслись на плацах своих, куда запрещено было чинам полка и окрестным жителям пускать собственный скот. Это распоряжение часто служило поводом к спорам, арестованию скота и другим неудовольствиям[18]. В Новегороде полк имель столько собственной земли, что пастбища принимал от Губернской Конторы для того только, чтобы отдавать их от себя в наймы (Приложение 17). Правило довольствовать лошадей в течение лета исключительно подножным кормом, оставалось неизменным до 1796 года. Но когда полк лишился владений своих в Москве и Новегороде, а в Петербурге должен был ограничить свою собственность чертою Семеновской слободы, то лошадей начали отгонять на пастбища в Ладогу, Ямбург и даже далее[19].
В то время, как подъемныя лошади были на травяном положении, полк должен был собственными средствами заготовлять сено на зиму. Хотя и не было недостатка в покосах, но недоставало рук, чтобы снимать траву. Впрочем это неудобство устранено тем, что с 1743 г., начали нанимать рабочих, которые скашивали сена втрое и вчетверо более нужнаго количества, так что продажею его нетолько покрывались издержки найма рабочих, но оказывались еще значительныя остатки. С того времени успевали выставлять сено на всех собственных лугах в Петербурге, Москве и Новегороде; кроме того на Сенявинском лугу, на пожнях Новгородской Губернской Канцелярии и в Хопиловской пустыни в Москве. Узнав о таком богатстве сенокосов, Придворное Ведомство в 1746 г. хотело причислить себе Сенявинский луг, но начальствовавший полком гр. Апраксин строжайше предписал не допускать ни кого до скоса, и по прежнему снимать траву в пользу полка[20]. Заготовляя таким образом сено на всю зиму, полк имел в экономии до 1350 руб., которые отпускались от казны на фураж, и кроме того, на вырученныя за сено деньги, приобретал все нужное количество овса. Для работ во время сенокосов в полку заведены были все необходимые инструменты, как то: косы, грабли, вилы и проч., и все это имелось в огромном количестве, как видно из описи полковаго цейхгауза 1755 г., по которой значится в нем, 377 кос старых и 254 новых[21]. Овес большею частию покупался; самая же незначительная часть сеялась возле слободы, или на пустых местах внутри ея. Чтобы обмолотить снятый с этих мест овес, нанимали риги и овины в Тентелевой деревне.
В царствование Екатерины II, когда деятельнее начали заниматься фронтовою частию, и правительство ассигновало деньги на каждую полковую потребность, не указывая уже на приобретение того или другаго хозяйственным способом, — заготовление фуража своими рабочими прекратилось, и его начали покупать на стороне. Количество отпускавшейся на фураж суммы изменялось весьма часто, что зависело от справочных цен существовавших в городе.
Помещение обоза.
Главным местопребыванием подъемной части был Новгород. Где именно, и как помещался там полковой обоз будет объяснено ниже, в статье о помещении полка. Здесь заметим, что выгоды от полковых земель в Новегороде не вознаграждали неудобств с которыми сопряжено было содержание там лошадей и повозок. Прежде, во время безпрерывных переходов полка из Петербурга в Москву и обратно, Новгород был весьма удобным пунктом, куда домашним образом свозили тяжести, и тем облегчали движение полка. В последствии же, с 1740 г., когда очень часто представлялась в Петербурге надобность в лошадях, нужно было посылать в Новгород, и потом, по миновании надобности отправлять обратно с тем, чтобы через месяц их снова приводили. Не смотря на это полковой обоз оставался в Новегороде до 1760 г., когда в Петербурге давно уже были готовы конюшни и сараи. За то после перестройки, в 1764 г., полковой слободы и продажи всего принадлежавшаго полку в Новегороде, на помещение обоза стали обращать особенное внимание, что и было причиною улучшения подъемной части вообще.
ПРИМЕЧАНИЯ
