|
Карцов П.П. Лейб-гвардии Семёновский полк в царствования императоров Павла и Александра I.
|
I. Полковой марш.
Покойный генерал-фельдмаршал Пётр Михайлович Волконский, рассказывая про начало службы своей в Семёновском полку, часто вспоминал о первом своём полковом командире, генерале Римском-Корсакове, и о его страсти в музыке.
В 1796 году он написал тихий марш и посвятил его одной из фрейлин; император Павел Петрович, услыша в первый раз этот марш, приказал переложить его для военного оркестра и очень любил слушать его. Впоследствии, когда в полку сформировали вновь свой музыкантский хор, марш Римского-Корсакова играли особенно часто, и он сделался, сначала от привычки, а потом, вследствие назначения всем гвардейским полкам им только присвоенных маршей,— обычным. Тихий марш этот играется в Семёновском полку до сих пор под названием полкового.
II. Письма в. к. Александра Павловича генералу Недоброву.
1797—1798.
Помещая собрание собственноручных писем и записок великого князя Александра Павловича к командиру Семёновского полка, генералу Недоброву, считаем обязанностью предварить читателей, что все они существуют доселе в подлинниках. Сыну генерала Недоброва обязаны мы тем, что имеем возможность сообщить их на страницах "Русской Старины" и привести их в доказательство как тех отношений, кои существовали между великим князем Александром Павловичем и командиром полка, так и того участия, которое принимал его высочество в полковом управлении.
П.К.
1. 20-го мая 1797 г. из Павловска.
«Мой баталион вступил весьма хорошо; дай Бог, чтобы конец был похож на начало. Сегодня был развод с ученьем прекрасный, и гарнизонная служба отменно живо и исправно исполняется. Я желаю, чтобы мушкатеры равный имели успех и надеюсь, что они будут стараться. Отпиши мне каково учатся Цезаревы, а также на твой выбор оставляю перевести ли его баталион в полк, или оставить на острову; кажется время мало остается переводить; впрочем отпиши мне, что ты думаешь лучше будет. Александр.»
2. (От того же числа).
«У нас новое делается, что и надо тотчас завести у вас. Когда баталион на месте или наступая марширует, то выстрелив командуют: «на руку, марш марш» и люди, не взводя курок, идут тотчас марш марш, потом стой и люди берут на плечо. Потом слушай на краул, ружье плашмя; с патронами без команды заряжай; и люди взводят курки и берут патроны и по флигелю оборачивают ружья и заряжают. Также и в алиенманы ходят скорым шагом, т. е. все взводы идут марш марш, и командуют: глаза налево, или господа офицеры на правый фланг. Александр.»
3. (Без числа, из Царского Села).
«Друг мой, Василий Александрович! Завтра отправь квартирьеров своего баталиона, по обыкновенному, а сам выступи так как всегда; во вторник по ранее, чтобы квартирьеров не долго задерживать в Софии, для того что государь требует, чтобы они ранее приходили в Павловское.» (Вместо подписи принятый его высочеством росчерк).
«Офицеров всех взять с собою и больных без изъятия, даже и Захарова. Александр.»
4. (Без числа, из Царского Села).
«Завтра надобно выслать квартирьеров моего баталиона с квартермистром, дав знать об этом коменданту, а им занять квартиры в Софии. Баталион же должен выступить во вторник и иттить ночевать в Софию же, откуда и пошлет квартирьеров в Павловское.
В среду баталиону выступить из Софии так, чтобы быть около 8-ми часов у Павловского шлахбаума, от котораго во сто шагов и остановиться и дожидаться приезду Государева, имея аван и ариергард и боковые патрули; взводам быть вздвоенным; людям в шляпах и ружье держать с поля; патрулям стоять через ров в лесу, по обеим сторонам; аван и ариергарду быть в две шеренги; унтер-офицер один в середине, другой на фланге; каждый взвод по 6 рядов, два человека с унтером впереди; два в патрули с правой стороны и два с левой; точно также и у ариергарда.
Когда государь приедет, то он сам будет командовать стройся, то все взводы должны на месте выстроиться. Примыкай штыки: всякой про себя примыкает штык; от ноги: раз два. Аван и ариергард, боковые патрули в свои места марш; потом марш и баталион пойдет церемониальным маршем на плацу; у колонны глаза на лево и в алиенман зайдут, потом и слушай на караул: офицеры поворачиваются. На плечо; формирование по своим ротам и так далее; контр маршу потом не делать, а только повернуть на право кругом и так чтобы не цепляться ранцами. Офицерам как возможно ровнее и живее эспантонами делать. Когда строй фронт сделали и эспантоны спустили, то капитанам на право кругом делать и считать ряды, потом слушай на караул. Мордвинов делает в правую руку и относит знамена перед первой взвод, слушай в правую руку, а прочия каждая рота про себя слушай на плечо; задния две шеренги приступи марш, вся рота на право и идут по рядам домой, а тут и все. Подпрапорщиков выучить хорошенько салютовать, особливо с правой руки. Александр.»
5. (Без числа, из Павловска).
«Переменяется против прежняго; когда после зари сменяют часовых, которые у ноги держут, то оным не брать в правую руку, а просто от ноги подвысь, в два темпа: первый хлопнув рукой по ремню, второй перебросить ружье в верх и держать подвысь. Новому же часовому по обыкновенному брать с подвысь, к ноги. Когда дожь идет, после зари, то всем часовым держать от дождя и когда кто мимо их едет — не брать на плечо, или к ноги ставить, а держать все от дождя. Когда по пробитии зари капитан высылает на часы и дождь идет, то он командует с плеча подвысь, на лево, а ефрейтор командует: стой, во фронт, на караул, от дождя; равномерно когда ефрейтор сменяет часовых, то после зари командует подвысь, марш, на лево, во фронт, на караул, от дождя. Александр.»
6.
«Василий Александрович! Имеете с получения сего явиться немедленно в Гатчино, в щиблетах и знак с собою привезите. Александр.»
7.
«Друг мой, Василий Александрович! При сем посылаю описание караулов в Павловском и некоторыя нужныя примечания. Александр.»
(Приписка): «Прислать попроворнее сюда двух унтер-офицеров моего баталиона, которым завтра водить на часы, Серкова и Бекетова и 5 ефрейторов: Цыпелева, Мухтар, Максимова, Сибирякова и Судакова.»
8. От 13-го июля 1799 г. из Павловска.
«У нас опять перемена, друг мой Василий Александрович — в мундире. Приказано галстухи белые носить и шляпы с узким галуном. Обшлага также по старому — с клапанами. Виц-мундиры приказано иметь с такими же нашивками, как и парадные, т. е. две на воротнике и две на рукаве, на каждой стороне. Солдатам красные галстухи надобно сделать, то и пришли мне на образец, с обшивкой, и также обшлага им постарому переделать. Гренадерским же офицерам золотыя шишки на шляпах, также как прежде в Павловских баталионах были, и которых образец можно взять у Штриха и мне пришли показать.
Прощай, Василий Александрович, будь здоров. Александр.»
9. От 19-го июля того же года.
«Если что не переделано — оставить. Велено белые галстухи отменить, что и хорошо. Не полагаю, чтобы и виц-мундиры были удобны и постараюсь, чтобы и их уничтожили; если бы еще без шитья, так парадные сберегали бы, а так только лишний расход без пользы. Образец краснаго галстуха хорош; начать переделку с моего баталиона. Солдатские обшлага велено иметь разрезные, торопиться переделкою нечего. Александр.»
10.
«Друг мой, Василий Александрович. Цесарева баталиону прикажи выступить в Софию в пятницу поранее; квартирьеров выслать в четверток. Также прикажи ему, чтобы он шел как можно осторожнее и исправнее, потому что государь его объедет, ехавши из Петергофа в Павловское; также чтобы обоз шел как можно исправнее, по моему предписанию, люди чтобы чисто одеты были, одним словом так как должно. Взводы чтоб были уровнены; также и авангарду и ариергарду быть таким образом, чтоб вторую половину взвода вел тот унтер-офицер, который посередине ходит.
В пятницу они переночуют в Софии, а в субботу вступят в Павловское и дадут тотчас развод и для того чтобы разсчет был сделан в Софии.
Моему баталиону было вчерась ученье с порохом и государь отменно был доволен, и в самом деле отменно учились; только в плутоножной пальбе офицеры спешат и для того прикажи сделать еще ученье баталионное Цесареву баталиону и заставь по 8-ми считать между кладсь, пали, и также наблюдать, чтобы в спину не стреляли.
Порядок каким обоз должен маршировать: Карета баталионнаго шефа. Вьючныя лошади по две в ряд. Пять лазаретных карет. Аптечный ящик. Пять провиантских фур. 15 полуфурок. Александр.»
11.
Однажды генерал Недобров письменно принёс его высочеству Александру Павловичу жалобу на одного из молодых офицеров, замеченного в частой неисправности; его высочество собственноручным письмом сделал этому офицеру выговор и наставление и отвечал Недоброву: «я писал Свечину, чтоб впредь подобнаго не случалось». Подобная система управления положила начало тому нравственному превосходству и единству полка, которым он отличался впоследствии.
III. Приказ г. генералу от инфантерии и кавалеру Левашову.
1797 г.
«По предписанному маршруту надлежит вам приттить с вашим баталионом июня 20-го дня в Тосну. 21-го же извольте продолжать ваш путь в Ижору, где сделать ночлег, а 22-го придтить в 7 1/2 часов по утру в деревню Липицы, где и ожидать моего приезда, в том же самом порядке, как шли. Квартирьеров прислать в помянутую деревню Липицы, 21-го числа, в 7 часов по утру, которым и ожидать там приезда моего адъютанта. Июня 15-го дня 1797 года. Александр.»
IV. Приказы Л.-гв. в Семёновский полк.
1.
«Рекомендуется гг. ротным командирам выучить людей, когда ружья на плече держут, то чтоб левая рука была перед тесаком, а отнюдь чтоб тесак не высовывался между руки и ружья, за чем строго смотреть баталионным шефам и командирам. Александр.»
2.
«Отдается по прежнему баталион генерал от инфантерии Левашева полковнику Бороздину, в небытность полковника Недоброва, в уважение прошения сего последняго. Александр.»
3.
«Поручик Мельников переписывается в роту полковника Цыбульскаго.
Подпоручик Левин — в роту полковника Лихачева.
Прапорщик Деденев — в роту генерал-майора Цызырева, которому и быть его адъютантом.
Прапорщик Захаров 2 записывается в роту капитана Агалина.
Александр.»
V. Великий князь и затем император Александр Павлович и его отношения к полку в 1797—1820 гг.
Император Павел, занятый общим преобразованием войск, вверил наблюдение за управлением Семёновского полка наследнику престола, великому князю Александру Павловичу. Ознакомившись со всем, что необходимо было изменить и улучшить в полку, великий князь деятельно предался новому своему назначению. Посвящая ему не только служебные труды свои, но и досуги, он сделал из полка предмет любимых своих занятий, лично входил во все отрасли полкового управления, знал каждого из офицеров,— одним словом, поставил себя так близко к полку, что история Семёновского полка в царствование Павла I-го есть ни что иное, как описание времени начальствования полком великого князя Александра Павловича. Это подтверждается фактами и сохранившимися документами. Генерал Депрерадович, при назначении командиром Семёновского полка, письменно обратился к его высочеству за советами и в 1799 году, когда нужно было назначить нового полкового квартермистера, не решился принять на себя выбор, потому что великому князю лучше, нежели ему, известны были способности офицеров.
Во время назначения государя наследника шефом Семёновского полка, командиром его был генерал-лейтенант Римский-Корсаков, сдавший полк в 1797 году (генерал?)-майору Тарсукову; последний оставался в этом звании не более года и был заменён генерал-майором Недобровым, известным великому князю ещё по службе в Гатчине. Как Тарсуков, так и Недобров были командирами полка только по имени. Его высочество лично входил во все подробности хозяйства и ежедневно принимал доклад от полкового адъютанта, которым был в то время штабс-капитан князь Волконский.
Приказ по полку хотя и отдавался полковым командиром, но почти ежедневно заключал в себе различные распоряжения его высочества.
Великий князь не ограничивал милостей своих к полку личным высоким благоволением, но приближал к нему и особ августейшего своего семейства: великие княгини Елизавета Алексеевна и Анна Фёдоровна весьма часто приезжали в полк вместе с его высочеством, посещали полковую церковь, присутствовали при смотрах. Приказы по полку того счастливого времени содержат в себе незабвенные памятники милостей, которыми удостаивали полк члены царской фамилии. Офицеры полка были лично известны императрице Марии Феодоровне и великим княгиням. Последние, заставая иногда государя наследника занятым делами полка, интересовались ими и часто являлись деятельными заступницами тех чинов полка, которые должны были подвергнуться взысканиям за служебные упущения. Так в одной из собственноручных записок его высочества к командиру полка находим следующее:
«Штабс-капитана Мазовскаго 2-го и поручика Чубарова следовало бы арестовать, но жена моя просит за них, и потому прошу объявить, что снисхождение это они должны заслужить.»[1]
В приказе же по полку от 2-го декабря 1799 года сказано: «Рядовые, найденные сидящими на часах, от взыскания освобождаются по просьбе великой княгини Анны Федоровны.»
Будучи отчески внимательным и милостивым к чинам полка, великий князь употреблял все усилия, чтобы поставить его на возможную степень совершенства в хозяйственном и строевом отношениях. Это желание побуждало его быть к полку более строгим, нежели к другим. Обыкновенные похвалы государя полку не удовлетворяли великого князя, а только усиливали его желание поставить семёновцев на такую степень строевого образования, чтобы никто с ними не мог сравняться. Это ясно доказывается выражениями его приказов. В одном из них читаем: «Его высочество надеется, что гг. офицеры не удовольствуются одними обыкновенными похвалами, а доведут полк до особых отличий и успеют в этом».[2]
По восшествии на престол императора Александра I-го, личное влияние его на полковое управление не прекратилось. Долго ещё всё прикосновенное к полку было освящено непосредственным руководством государя, и изустно и письменно направлявшего все действия полковых командиров.
В 1806 году одно из сделанных командиру полка указаний было объявлено в полковом приказе. Мы приводим его как документ, определявший главнейшим образом характер отношений начальства к нижним чинам и давший этому предмету совершенно новое направление; там сказано: «иметь неослабное о частях полка попечение, и чтобы начальники частей за первый и главный свой долг поставляли сбережение солдата, радение о нем и о его пище, кроткое и по мере взыскательное с ним обращение; ибо сими путями доведены быть могут до приверженности к службе, совершенной к командирам доверенности и до любви к отечеству. А как и самое устройство войск тогда только полезно, когда сопряжено с сохранением людей, то наблюдающие сие обратят на себя особенное его императорского величества внимание».
В первую половину своего царствования, государь ежедневно принимал к себе с рапортом полкового адъютанта, обязанностью коего было докладывать его величеству обо всём, имевшем хотя некоторую важность в отношении к полку; дежурный по полку тоже ежедневно, после вечерней зари, рапортовал государю, принимавшему его иногда в кабинете, иногда на половине императрицы, или в ложе эрмитажного театра.
Командиры полка до 1820 года постоянно пользовались преимуществом просить приёма у государя во всякое время и докладывать его величеству не только о служебных, но и о частных делах чинов полка. В одном из таких приёмов, генерал Депрерадович доложил государю, что нижние чины, при переводе из слободы в казармы, значительно истратились на обзаведение на новосельи — и его величество пожаловал 500 рублей на каждую роту.
В другой раз дошло до высочайшего сведения, что комиссариат иногда довольно долго задерживает жалованье полка; вследствие этого командиру полка было приказано непосредственно доносить государю императору о всех делаемых из комиссариата приёмках, обозначая количество сумм, своевременность или просрочку отпуска и качество материалов.
Долго спустя после того времени, когда, быв ещё великим князем, государь непосредственно заведывал полком, его величество подтверждал полковому командиру без его ведома не переводить офицеров из роты в роту и не обращать адъютантов во фронт; но сам выбирал на места выбывавших-других; требовал к себе во дворец тех, которые чем-либо навлекали на себя его неудовольствие, смотрел выключенных в неспособные, утверждал образцы обмундирования. При всём этом должны были находиться не только батальонные, но и ротные командиры, и вот что пишет один из них, вспоминая прошлое.
«Время, о котором я буду писать вам — золотой век семеновцев. В 1804 году я был ротным командиром, а это значило тогда: в очередь дежурства по полку лично рапортовать государю после зари (и был ли он на бале, в теятре — нас принимали); находиться при всех командах, представляемых его величеству, хотя-бы в ней был только один солдат моей роты. Выключаемых в неспособные мы представляли обыкновенно в Таврическом дворце. Смотры эти каждый раз были новым доказательством любви к полку нашего отца и благодетеля. Редкий больной оставлял полк, не слыша из уст царя желания здоровья; редкий выходящий в отставку не испытал с ним прощанья государя, как отца с сыном».
Благодушие императора и его благоволение к полку не ограничивались этими знаками милости; отеческая заботливость его простиралась даже на обеспечение в будущем тех нижних чинов полка, которые не могли продолжать службы. Так, осматривая отставных, его величество обыкновенно спрашивал: «не желает ли кто из них в присяжные гражданских присутственных мест?» Нужны ли были испытанные в честности люди в какое-либо и особенно в придворное ведомство, государь говаривал: «я дам сюда из своих».
VI. Ротные командиры в 1801—1820 гг.
Для служивших в Семёновском полку в царствование императора Александра I-го, вероятно, любопытно будет припомнить состав ротных командиров в разные эпохи их служения.
Ротными командирами Семёновского полка:
В 1801 году—при вступлении на престол императора Александра Павловича:
Капитан граф Толстой—роты его величества,
Капитан Вадковский 1 роты,
Штабс-капитан Левин 2 роты,
Капитан граф Сен-При 3 роты,
Штабс-капитан Криднер 2 гренад. роты,
» » Посников 4 роты,
» » Генинг 5 роты,
» » Пейкер 6 роты,
Капитан Агалин 3 гренад. роты,
Штабс-капитан Мазовский 7 роты,
» » Мякинин 8 роты,
» » Писарев 9 роты,
Капитан граф Головкин 10 роты,
Штабс-капитан Мордвинов 11 роты,
Капитан Ситман 12 роты.
В 1805 году — во время Аустерлицкого сражения:
Роты его величества — капитан Ржевский,
2 роты штабс-капитан Власов,
3 » штабс-капитан Савельев,
3 » штабс-капитан Челищев,
2 грен. штабс-капитан Дурново,
4 роты штабс-капитан князь Голицын,
5 » капитан Писарев,
6 » штабс-капитан Лопатин,
3 грен. штабс-капитан Левин,
7 роты капитан Волков,
8 » капитан Посников,
9 » капитан Кожин.
В 1807 году — во время Фридландского сражения:
Роты его величества — капитан Пещуров,
1 роты штабс-капитан Дурново,
2
» капитан Левин,
3 » штабс-капитан Челищев,
2 грен. капитан Савельев,
4 роты штабс-капитан Ржевский,
5 » капитан Лопатин,
6 » штабс-капитан Дурасов,
3 грен. капитан Писарев,
7 роты штабс-капитан Захаров,
8 » штабс-капитан Дубовицкий,
9 » штабс-капитан Губертий.
В 1812 году — под Бородиным:
Роты его величества — капитан Гурко,
1 роты капитан барон Фредерикс 1,
2 » штабс-капитан Дирин,
3 » штабс-капитан Берников,
2 грен. штабс-капитан князь де-Броглио-Ревель,
4 роты штабс-капитан Краснокутский,
5 » штабс-капитан Казнаков 1,
6 » капитан Демортре,
3 грен. капитан Костомаров,
7 роты штабс-капитан Окунев,
8 » штабс-капитан Бринкен,
9 » капитан Пущин.
В 1813 году — под Кульмом:
Роты е. в. подпоручик Вадковский,[3]
1 роты капитан барон Фредерикс,
2 » штабс-капитан Краснокутский,
3 » штабс-капитан Берников,
2 грен. капитан князь Бролио,
4 роты штабс-капитан Анненков,
5 » штабс-капитан Казнаков 1,
6 » капитан Демортре,
3 грен. поручик Фенш,
7 роты штабс-капитан Окунев,
8 » штабс-капитан Бринкен,
9 » штабс-капитан Стюрлер.
В 1816 году — по окончании кампаний:
Роты е. в. капитан Стюрлер,
1 роты капитан барон Арнс,
2 » капитан Анненков,
3 » штабс-капитан Обресков,
2 грен. капитан Берников,
4 роты штабс-капитан Ефимович,
5 » капитан Казнаков,
6 » штабс-капитан Безобразов,
3 грен. капитан Бринкен,
7 роты штабс-капитан Бибиков,
8 » штабс-капитан Храповицкий,
9 » штабс-капитан Набоков.
В 1821 году — первые ротные командиры полка нового состава:
Роты е. в. капитан Ридигер,
1 роты поручик Мей,
2 » капитан Коровяков,
3 » капитан Чумин,
2 грен. капитан Мердер,
4 роты штабс-капитан Жерков,
5 » капитан Бентковский,
6 » капитан Дебан-Скоротецкий,
3 грен. штабс-капитан Устругов,
7 роты штабс-капитан Падейский,
8 » капитан Вульферт,
9 » штабс-капитан барон фон-Штейгер.
VII. Александр I в полку.
Если на домашние ученья неожиданно приезжал государь император (Александр I) и делал кому-либо замечания, или изъявлял своё неудовольствие, то принято было за правило, чтобы не только прочие офицеры, но и все начальники отходили в сторону.
Бывали случаи, что государь изволил требовать к себе всех ротных командиров, принимал их одних в своём кабинете и, как старшим офицерам полка, делал наставление, как держать себя и какое направление давать младшим членам полкового общества.
VIII. Годовые ученья.
1801—1820 гг.
Каждый год, в конце лета, в Семёновском полку происходило, в высочайшем присутствии, особое годовое ученье. Другим полкам подобных учений не было; но на нём имели право присутствовать только удостоившиеся получить приглашение от имени его величества.
День годового учения был для полка истинным праздником.
Окружённый избранными лицами столицы, государь Александр Павлович осматривал фронтовое образование полка, во всей подробности; потом делал испытание стрельбы в цель; после этого приезжал в казармы и осматривал все полковые заведения, как то: фехтовальный зал, библиотеку, школу, мастерские и церковь. В 1809 году офицеры полка испросили разрешение у государя сделать, в честь его, в день годового ученья, обед. Местом для этого был избран коридор роты его величества. Его убрали арматурами из ружейных стволов, штыков, тесаков и барабанов; полы устлали коврами, а стены драпировали красным сукном, завесили окна и всё роскошно убрали цветами и осветили.
Его величество милостиво изъявил согласие на просьбу офицеров и вместе с своей свитой удостоил обед своим присутствием.
С следующего года государю угодно было, чтобы в день годового ученья офицеры бывали у стола во дворце. Тогда офицеры устраивали для государя завтрак.
Для этого, на том же месте, где происходило ученье, разбивали палатки, в которых приготовляли чай и закуски. Между ученьем и стрельбой в цель, его величество сходил с лошади и уходил в палатку.
IX. Пенсионеры полка.
1808—1820 гг.
В 1808 году, накануне полкового праздника, государь потребовал к себе командира Семёновского полка, полковника Криднера, и объявил ему, что он жалует на угощение полка 6000 рублей.
Когда полковой командир объявил о высочайшей милости всему обществу офицеров, то они единогласно определили: расход на угощение принять на свой счёт, а пожалованные деньги не разделять, а внести их сполна в государственный заёмный банк, на вечные времена, с тем, чтобы капитал этот оставался неприкосновенным, а проценты с него выдавать 12-ти отличнейшим отставным нижним чинам полка, на каждую роту по одному.
Цель и правила этого учреждения были утверждены государем императором, о чём тогда же было отдано в приказе по полку следующее:
«Его императорское величество всемилостивейше пожаловать изволил л.-гв. в Семёновский полк 6000 рублей на распоряжение для празднования полкового их дня, 21 ноября 1808 года. Гг. штаб- и обер-офицеры, приняв на себя издержки того праздника, и ревностно желая сохранить в памяти все чинов полка таковое особое монаршее благоволение, единодушно положили: сию пожалованную сумму денег обратить на пользу нижних чинов, таким образом, чтобы оныя деньги отдать на вечно в сохранный банк; из процентов же упомянутой суммы определять по смерть пенсию 12 человекам из нижних чинов, отличнаго поведения и одобренных начальниками, с тем, что когда кто из сих людей выбудет из полку, то ему оный пенсион доставляем будет, через губернское правление, на место его пребывания; по смерти же кого либо из сих пенсионеров, господа ротные командиры должны предоставить на место его из нижних чинов отличнаго поведения».
В 1810 году, с общего согласия гг. офицеров, билет заёмного банка был передан в комиссию бессрочных облигаций, а вместо его в полку хранился купон. Восемь лет спустя, комиссия погашения долгов, принимая дела из прежней комиссии бессрочных облигаций, хотела уменьшить пожертвованный офицерами капитал, на том основании, что будто бы при переводе в 1809 году 6000 руб. ассигнац. на серебряный курс, их неправильно обратили в 6000 руб. сереб., что с поднятием курса ассигнаций в 1818 году, составило уже 21000 руб., но генерал Потёмкин не допустил этого и доказал, что капитал этот, как вечный, не может быть уравниваем с суммами, вкладываемыми на время, а должен считаться, по воле государя, изъявленной в 1809 году, в 6000 руб. сер. В случае несогласия, он просил комиссию выдать немедленно капитал сполна, но она согласилась не уменьшать капитала.
По возвращении из Парижа, трудно было отыскать, где проживали прежние пенсионеры, которым, за отсутствием полка, и не пересылали процентов. Их не вынимали и в последующие четыре года, так что только в 1819 году вспомнили о неимении пенсионеров и в число их записали всех фельдфебелей того времени.
Неприкосновенный пенсионный капитал, пожертвованный в 1809 году офицерами впоследствии исчез. О нём вспомнили случайно. На одном из обедов у в. к. Михаила Павловича находился в числе приглашённых комендант крепости И. А. Набоков. Вспоминая былое, Набоков поинтересовался спросить его высочество, по сколько выдаётся теперь пенсии офицерским пенсионерам?
Великий князь, с своей стороны, вспомнил, что в бытность его бригадным командиром, при инспекторских смотрах, капитал значился по денежной ведомости, но что в последнее время, просматривая отчёты, он не припомнит ничего, что бы указывало на существование пенсионеров.
Приказано было навести справку и оказалось, что при сдаче полка генералом Шиповым генералу Ребиндеру капитал был и значился в сдаточной ведомости. При приёме же полка в 1842 г. от Ребиндера генералом Липранди, капитала не передано и в квитанциях он не значился, Следствие раскрыло, что капитал, неизвестно по какому случаю, был полком вытребован и никуда не записан.
Это происшествие кончилось очень грустно для бывшего командира и его казначея: Ребиндер должен был оставить службу, а казначей Назимов разжалован и заключён в крепость, где и умер.
П. К.
X. Граф Милорадович. Приказ об увольнении в отпуска.
1814 г.
По заключении Парижского мира и по возвращении гвардии в Петербург, дозволено было уволить в отпуск по 100 человек с батальона,—цифра, считавшаяся в то время огромной. Это было в командование гвардией графа Милорадовича, который отдал по этому поводу следующий замечательный приказ:
«Солдаты! Его императорское величество дозволяет домовые отпуска по 1-е мая; мне приятно объявить вам сию монаршую волю, возвращающую вас семействам, жаждущим обнять героев, спасителей отечества. Спешите в домы ваши, успокойте сетующих родственников, разделите с ними славу блистательных ваших побед; поведайте им, что сделали вы для веры, царя и отечества,—и слезы радости облегчат тяготу разлуки их с вами. Воины! Да сопутствуют вам мир и тишина, как сопутствовали вам слава на поле брани. Храните честь солдата: она приобретается кровию, поддерживается поведением безпорочным. Солдаты гвардии! Я знаю вас и спокоен! Примерные в боях—везде примерными будут»!
XI. Наставление графа Милорадовича о том, как следует учить солдата.
«Для фронтовой службы нужны: свободная стойка, ровный свободный шаг и правила равнения. Для сего особливо полезны ученья по одиночке, которыя препоручать должно людям, совершенно знающим свое дело и умеющим толковать покойно и без вспыльчивости.
Долговременное ученье изнуряет солдата и отнимает у него внимание; ученье же толковое, с частым отдыхом и соразмерное силам человека, сохраняет бодрость, способствует должному вниманию и понятию того, что требуют.
Драться не нужно; деруться те, которые не умеют толковать; часто солдат не понимает что от него хотят и, быв запуган, невольно ошибается.
Не скоро понимающих можно учить чаще и особо от других, охотно учащихся; в случае же лености, умеренное наказание быть должно.
Полк, выученный с неумеренною строгостию и долговременным ученьем, хотя и хорошо учится, но в нем заметна некоторая унылость.
Полк же, выученный толково, без утомления людей, учится всегда хорошо; ошибки случаться могут, но заметна веселость и охота.
Мастерство учить есть особое дарование; его можно приобрести истолкованием правил, к чему оныя служат, почему что так, а не иначе делается; все это дает совершенное познание своего дела.
Обучение солдат должно вверять тем только, которые совершенно знают чему и как учат; недовольно знающие могут быть на то в претензии и деликатность тут не у места, ибо она в тягость солдата и вредна службе».
XII. Яков Алексеевич Потёмкин.
Все без исключения чины Семёновского полка, служившие при Потёмкине, отзываются о нём с особенной похвалой, доходящей у некоторых до восторженности. Это происходило от двух причин: во-первых, Потёмкин действительно имел много неотъемлемых достоинств, во-вторых, преемник его был совершенно ему противоположен. Если бы кто либо другой, например генерал Удом, принял полк непосредственно от Потёмкина,—то достоинства последнего не выходили бы так рельефно. Чины того времени судят о своём командире только по отношению его к офицерам, помнят, что от ограниченных служебных требований его, им было при нём покойно, а от открытой и приятной жизни—весело. Не вникая в результаты этого, они возражают на все доводы, что при Потёмкине всегда хвалили полк, не зная, продолжились бы эти похвалы, если бы он мог ещё остаться полковым командиром лет пять, не изменяя системы своего управления. Беспристрастно судя о прошлом, зная его не из одних частных сношений, но из документов многих лет, можно откровенно сказать, что в последние годы своего начальствования Потёмкин баловал полк, не замечая этого сам, столько же, как и его подчинённые. Если бы при всех своих достоинствах он до минуты сдачи полка сохранил прежнюю служебную деятельность, тогда действительно он был бы неподражаем, но, к сожалению, было иначе, и в этом вероятно согласятся и те, которые безусловно хвалят его.
Сказав о Потёмкине всё, что обнаруживается из результатов его командования, считаем обязанностью привести переданные нам его сослуживцами подробности, которые характеризуют как описываемое лицо, так и время его командования.
«По возвращении полка из похода 1815 года, служба наша проходила тихо и безмятежно. Яков Алексеевич Потемкин имел в себе все благородное и блестящее, будучи на войне отличным генералом, и в мирное время неослабно занимаясь вверенной ему частью, был вместе с тем ловким царедворцем и прелестью высшаго столичнаго общества, словом, везде и во всем был изящен».
Так говорил о Потёмкине один из его сослуживцев. Совершенно веря ему, мы должны заметить, что слова: «и в мирное время неослабно занимаясь вверенной ему частью»,—не согласны с историческими фактами. С 1818 года занятия Потёмкина ограничивались тем, что он, принимая доклад от полкового адъютанта, делал на бумагах свою резолюцию. Решения его не всегда были исполняемы, и он не взыскивал за это. Стоит внимательно прочесть приказы по полку того времени, чтобы видеть, как часто Потёмкин несколько раз приказывал одно и то же и не достигал цели. Недосмотры за внутренним порядком со стороны частных начальников обнаруживались почти ежедневно; нижние чины беспрерывно попадались в полиции,—Потёмкин увеличил меры взысканий, но тоже не следил за их исполнением. Фронтовая часть была совершенно предоставлены батальонным командирам; хозяйство — казначею. Всё это видно из документов и не доказывает, чтобы Потёмкин неослабно занимался своей частью.
Когда Потёмкин был назначен командиром 2-й пехотной гвардейской дивизии, офицеры поднесли ему, в знак общей любви, кубок и дали обед.
Во время обеда были пропеты стихи, сочинённые одним из офицеров полка, как от лица своих товарищей, так и от имени нижних чинов. Как отголосок общих чувств, они должны быть сохранены для полка, почему мы и приводим их:
| Когда лились ручьи кровавы И мы, сверкающим штыком, Исторгли знамя из рук славы— Потемкин нашим был вождем. Когда же громы замолчали И мы, как будто отчий дом, В дружине ратной обретали, Потемкин нашим был вождем. Друзья! годов свинцово время Пройдет; тогда вздохнем И вспомним старое мы время, Когда Потемкин был вождем. Тогда, согбенные летами, Гордиться будем пред сынами Георгиевскими знаменами И нашим доблестным вождем! |
| Не река шумит, Не ручей журчит, А текут рекой Слезы войнов. |
| Не горазд солдат хотя слезы лить, Но вот вышел к нам гренадер седой И так вымолвил слово вещее: Плачьте, плачьте же вы, солдатушки! Покидает нас наш отец родной! Я видал его в боях жаркиих, На борзом коне, он орлом летал. А в мирные дни—он приветлив был Он учил солдат словом ласковым. Плачьте, плачьте вы, солдатушки, Покидает нас наш отец родной! |
XIII. Великий князь Михаил Павлович.
В продолжение командования 1-й бригадой его императорского высочества великого князя Михаила Павловича многие из офицеров полка в первое же время успели показать своё усердие и полное знание дела. То и другое, вполне ценимое великим князем, дало им право на особое внимание августейшего начальника, не только в кругу служебном, но и в полковом обществе. После учений его высочество обыкновенно оставался несколько минут вместе с офицерами, делал свои замечания, давал советы частным начальникам, выслушивал их мнение. Однажды случилось высказать его одному из младших офицеров, которого великий князь знал, как одного из знатоков дела. Не все обратили на это внимание, и общий разговор продолжался. Тогда его высочество, обратясь к офицерам, сказал: «Silence, Messieurs! C'est l'устав personifie qui parle».
XIV. Высочайший приказ 1816 г. о прибавке офицерам жалованья.
«Генералам, штаб- и обер-офицерам войск наших.
В течение минувшей, около двух лет продолжавшейся, безпрерывными движениями, неутомимыми трудами, многочисленными битвами сопровождаемой и наконец божескою милостиею благополучно оконченной войны, показали вы свету, что не токмо как сыны отечества, защитили собственную честь и славу, но как друзья человечества, возвратили независимость другим народам и даже тем самым, которые против нас воевали; толь знаменитыя дела ваши, подвиги, труд, терпение, мужество и великодушие суть конечно превыше всех наград; истинное возмездие вам око Божие и ваше веселящееся о нем сердце.
Но благодарное в лице нашем отечество, разделяя с нами сии высокия и сладостныя чувствования, не оставило однакоже с своей стороны изъявить вам признательность свою всеми человеческой власти возможными способами. Деяния ваши на самом месте сражения, или по собрании о том достаточных сведений, украшались чинами и знаками отличия;—текущая кровь и раны ваши, полученныя в сей священной брани, изцеляемы были колико возможно, сопряжением выгод и преимуществ с почерпаемою из сего славою и уважением; на вдов и сирот воинов, положивших жизнь свою за отечество, обращалось и ныне обращается особенное и попечительное о призрении их от правительства внимание.
Однако и сим не исполнилась мера желания нашего воздать достодолжное усердию и заслугам; мы видели в жалованьи вашем скудность и несоразмерность настоящим в жизни нуждам и давно желали содержание ваше увеличить, но обширныя и необходимыя нужныя государственныя надобности, по сие время сделать сего не позволяли; ныне же, при самой первой возможности, мы с совершенным удовольствием исполняя то, о чем всегда помышляли, объявляем следующее:
1) Всем штаб- и обер-офицерам нашей лейб-гвардии, армии, гарнизонов и внутренней стражи, начиная от прапорщика до полковника, всемилостивейше жалуем прибавку жалованья, усугубляющую число онаго.
2) К званиям командиров гвардейских и армейских полков, бригадных генералов, дивизионных и корпусных начальников, главнаго армейскаго штаба, управляющих частями онаго, сверх получаемаго ими по чинам жалованья, присоединяем право получения столовых денег.
3) Производство того и другого повелели мы начать с 1-го января наступающаго 1817 года, на правилах, изображенных в указе на имя начальника главнаго нашего штаба, сего числа данном. Александр».
XV.
С переформированием полка в 1820 году, по определению генерал-кригс-комиссара, жалованье чинам полка положено было выдавать: офицерам наравне с артиллерией и кадетскими корпусами, нижним чинам всем по младшему окладу. Последнее не имело никакого законного основания. Командир л.-гв. Семёновского полка, полковник Шипов, донося о таком произвольном распоряжении по команде, в то же время писал в комиссариат:
«Никто, полагаю я, не вправе лишить полка дарованных ему государем императором преимуществ, без высочайшего на то соизволения. Поэтому прошу уведомить: когда состоялся приказ о лишении полка преимущества и кем он объявлен».
Не давая делу дальнейшего хода, комиссариат в следующую же треть выдал полку как новое жалованье, так и за прошлое время, по прежнему положению.
XVI. Похвальный лист рядовому Карпову.
В полку был следующий редкий пример частной награды. Рядовой Филимон Карпов, переведённый из Копорского мушкетёрского полка, имел, за доблестный подвиг свой, похвальный лист от военного министра. Содержание этого листа, как описание подвига, приводим в подлиннике:
Похвальный лист, данный от военнаго министра и кавалера Барклай-де-Толли. Г. гренадеру Филимону Карпову.
«Отлично храбрый и усердный подвиг твой, на острове Готланде, где ты добровольно предлагал жизнь свою на жертву для пользы общей, обратил на тебя всемилостивейшее благоволение государя императора. В награду за твой ревностный и геройский вызов зажечь пороховой погреб в г. Висби и полететь вместе с жителями на воздух, если они осмелятся возстать против российскаго войска, его императорское величество, высочайше указать соизволил перевести тебя, как отличнаго воина, л.-гв. в Семеновский полк и украсить знаком отличия военнаго ордена. Безпорочное твое служение в войске и нахождение в девяти войнах и многих сражениях против врагов нашего отечества, по справедливости дают тебе право на уважение начальства, и я по долгу звания моего, с большим удовольствием, свидетельствую сим перед всеми об отличной и усердной твоей службе.
Барклай-де-Толли».
XVII. Заметка к «Описанию события в л.-гв. Семёновском полку».
Происшествие, случившееся в лейб-гвардии Семёновском полку в октябре месяце 1820 года, было неоднократно описываемо во всевозможных журналах, то отрывочными эпизодами, то в виде мемуаров и записок современников, но нигде не появлялось вполне, с беспристрастным изложением причин, вызвавших это грустное событие. Одни описывали его по слухам, дошедшим от очевидцев, другие на основании записок, оставшихся от участников происшествия. Мне довелось сверить показания многих из последних, лет 20-ть назад оставшихся в живых, с официальными документами того времени, с военно-судными и следственными делами комиссии, судившей как офицеров, так и нижних чинов.
Случилось это таким образом:
В 1840-х годах, служа в л.-гв. Семёновском полку, я несколько лет занимался изучением и составлением его истории. Два первые её тома были изданы — один в 1852 и другой в 1854 году, третий же том был уже готов в рукописи. В состав последнего должны были войти события от кончины Екатерины II до воцарения императора Николая. Не считая возможным умолчать о происшествии, имевшем громадное влияние на дальнейшую жизнь полка, я был поставлен в сомнение: возможно ли писать о том, о чём ещё нигде до того времени ни слова не появлялось в печати? Меня вывело из затруднения следующее обстоятельство:
2-я часть моего труда, через военного министра, была представлена императору Николаю Павловичу 5-го января 1854 года. 6-го января, бывший шеф жандармов, князь Орлов, во время выхода в зимнем дворце, подойдя к офицерам Семёновского полка, спросил — кто из них автор истории полка? Я вышел вперёд, и он сказал мне:
—«Сегодня утром государь показывал мне 2-ю часть вашего сочинения и, вспомнив, что я был председателем судной комиссии по происшествию 1820-го года, приказал передать вам относящиеся до него документы; приезжайте завтра к моему сыну и получите их».
На следующий день флигель-адъютант князь Н. А. Орлов передал мне два огромные дела с надписью: «Из секретнаго архива шефа жандармов».
Видя в этом желание государя иметь подробное описание происшествия, известного в публике под именем Шварцовской истории, я приложил особенное старание изучить его сколь возможно подробно.
По просьбе моей мне были доставлены записки остававшимися ещё тогда в живых участниками события и, кроме того, я вошёл в личные и письменные сношения со многими деятелями того времени. Генерал-адъютант Катенин, как родственник полковника Вадковского, одного из наиболее действующих лиц случившейся катастрофы, сообщил мне его дневник; генерал-адъютант Шипов, формировавший полк нового состава, и барон Криденер разъяснили многое из противоречий между официальными сведениями и частными указаниями. Затем гг. Рачинские из Смоленска, Недобров — из Тамбова, Безобразов, Швенгельм, Бибиков (бывший во время события 1820 г. полковым адъютантом) и многие другие доставили мне много драгоценных данных, раскрывших передо мною истину. Всё, что в записках и показаниях этих лиц казалось мне увлечением или следствием грустных и тяжёлых для них воспоминаний,— мне пришлось смягчить, как не вполне согласное с указаниями лиц, не имевших причин к раздражению и спокойно смотревших на дело.
По всем этим источникам составлена была мной для III-го тома «Истории л.-гв. Семёновского полка» особая глава: О происшествии 1820 г.
Том этот, по независящим от меня обстоятельствам, остался неизданным.
Поместив на страницах уважаемого издания «Русской Старины» настоящее описание события, происшедшего 63 года назад, в родном для меня полку, я имел целью показать его в истинном свете и тем разъяснить и отстранить многое, что вследствие неверных взглядов и пристрастных толкований служило к несправедливым на полк нареканиям.
Генер.-лейтен. П. П. Карцов.
Нижний Новгород.
15 октября 1876 г.
ПРИМЕЧАНИЯ
