Биографии семеновцев

[К списку]


Дмитрий Сергеевич Дохтуров. Художник Дж.Доу. 1819-1825 гг.
Дмитрий Сергеевич Дохтуров (1756—1816), генерал от инфантерии.

Предок его выехал в Россию из Греции, был медик и потому назывался Дохтур (Доктор). Потомки его поступили в царскую службу и прозвались Дохтуровы. Дмитрий Сергеевич, получивший тщательное воспитание в доме родителя, в 1771 году был определен пажом к Высочайшему двору, в 1775-м пожалован в камер-пажи, а в 1781-м поступил поручиком лейб-гвардии в Преображенский полк //Ошибка! Д.С. Дохтуров значится в списках офицеров л.-гв. Семеновского полка с 1781 по 1795 год// и в 1788 году был произведен в капитаны.

В 1789 году, при открытии войны со шведами в Финляндии, отправился он с гвардейским отрядом под командою гвардии секунд-майора Кушелева на гребную флотилию принца Нассау-Зигена. 13 августа Дохтуров участвовал в сражении у Роченсальма, где был легко ранен пулею в плечо и уже через три дня был в бою при высадке на берегах Кюмени, участвовал во взятии шведской батареи. 21 августа находился при высадке у острова Герваланда. По возвращении гвардейского отряда в Петербург императрица Екатерина лично вручила ему золотую шпагу с надписью «За храбрость».

В 1790 году отряд гвардейских солдат — 300 Преображенского и по 150 Семеновского и Измайловского полков — назначен был опять на флотилию принца Нассау-Зигена. Дохтурову вверено было начальство над сим отрядом. 21 и 22 мая Дохтуров был свидетелем и участником сражения, происходившего при прорыве шведов из Выборгского залива. Из-за неумеренной запальчивости принца флот его был разбит, и в числе раненых находился Дохтуров. Через пять дней, при взятии острова Каргесира, ядро вырвало у Дохтурова из руки и смяло жалованную шпагу его. По возвращении в Петербург императрица Екатерина заменила потерянную шпагу другою, и Дохтуров ни в одном из своих походов не расставался с этим драгоценным подарком.

В 1795 году он был переведен полковником в Елецкий полк. 2 ноября 1797 года император Павел пожаловал его в генерал-майоры и назначил шефом Софийского мушкетерского полка. 24 октября 1799 года Дохтуров был произведен в генерал-лейтенанты, 22 июля 1800 года отставлен от службы, но 8 ноября принят вновь с назначением состоять по армии. Вскоре, по восшествии на престол императора Александра, он был назначен шефом Олонецкого, а в 1803 году Московского мушкетерского полков. Одновременно он был инспектором по инфантерии Киевской инспекции.

В 1805 году, когда корпус, предводимый Кутузовым, пошел в Австрию на соединение с армией австрийцев, Дохтуров вел одну из шести колони — 7000 человек. Почти месяц продолжался поход до Тешена, откуда начались усиленные марши по 45—60 верст в сутки. Половину переходов делали на подводах. Поспешность оказалась бесполезною: едва изнуренные русские полки достигли Браунау, начали приходить зловещие слухи о гибели австрийцев под Ульмом... 17 октября началось достопамятное отступление Кутузова. Наполеон мчал войска свои по следам будущего победителя своего по обоим берегам Дуная. Пока Мюрат и другие вожди Наполеона бились с отступающим Кутузовым, маршал Мортье спешил перерезать ему дорогу на левом берегу Дуная у Кремса, следуя по узкому прибрежью, стесняемому слева Богемскими горами. Полагая, что Кутузову невозможно спастись от преследования, Мортье торопился, забывая все необходимые предосторожности. Он был у Дирнштейна, когда Кутузов перешел Дунай в Кремсе и уничтожил за собою мост, обезопасив себя от армии Наполеона и увидав в корпусе Мортье верную добычу русскому штыку. Поздно осознал Наполеон ту опасность, какой подвергался Мортье: Кутузов, переправясь за Дунай, велел встретить Мортье Милорадовичу и завлечь к Кремсу. Между тем отдельный русский отряд должен был от Кремса подняться на Богемские горы, идти в Шейбен-Ферме, оставить там наблюдательный отряд, пропустить Мортье и спуститься в тыл его войск... Трудное исполнение обхода по горам, начатого 30 октября, поручено было Дохтурову. Вожатым взялся быть любимец и совоспитанник эрцгерцога Карла австрийский генерал-квартирмейстер Шмит. Ничего не подозревая, Мортье двинулся между тем из Дирнштейна, встретил Милорадовича и, не воображая, что перед ним находится вся армия Кутузова, завязал дело, надеясь легко сбить встретившийся ему русский отряд. Бой усиливался. Милорадович, беспрерывно подкрепляемый, ждал появления Дохтурова в тылу Мортье, дабы начать решительный удар. Но день склонялся к вечеру, а Дохтурова не было — вожатые его сбились с дороги в горах и завели русских в непроходимые леса. Дождь развел застывшую поутру грязь, и Дохтуров был в отчаянии, слыша пальбу на Дунае и не имея возможности исполнить поручение. Он бросил наконец в горах артиллерию, оставил конницу и с одною пехотою, сам ведя передовые отряды, в пятом часу вечера спустился в Дирнштейн, прогнав занимавший французский отряд и отняв у него три пушки. Канонада загремела в тылу Мортье. Поняв хитрость Кутузова и ужаснувшись своего отчаянного положения, он послал против Дохтурова драгун — их отбили, и Мортье видел уже перед собою гибель. Подчиненные советовали ему бежать через Дунай в лодке и не умножать торжества неприятелей пленом французского маршала. Мортье решился отступать и пробиться к дивизии Дюпона — французы бросились напролом к Дирнштейну, теснимые сзади Милорадовичем. Дохтуров противопоставил им егерей, но в то же время к Дирнштейну успел с другой стороны подойти Дюпон, стараясь пробиться к Мортье. Дохтуров встретил его Вятским полком. Невзирая на свое опасное положение, бесстрашно выдерживал он битву, отражая с одной стороны Мортье, а с другой Дюпона, вводя в бой полки по мере того, как они спускались с горы. Уже смерклось, настала ночь, но отчаянный бой не умолкал и теснота места усугубляла жестокость сражения. Ядра и картечи, прыгая по горам, ломали деревья, дробили каменья — людей било деревьями и корнями. Не имея артиллерии, Дохтуров держался ружейною стрельбою и штыками. Мортье не щадил себя. Окруженный русскими, он сам очищал себе путь саблею. Несколько раз французы лишались всякой надежды на спасение. Уже более трех часов кипела битва во мраке осенней ночи, освещаемой только пушечною и ружейною пальбою. Мортье ворвался наконец в Дирнштейн. На улицах его дрались штык к штыку, бились прикладами, терзали, рвали друг друга, пока Дохтуров не увидел невозможность противиться. Обхваченный с двух сторон, он решился пропустить окровавленные остатки дивизии Газана. Соединясь с Дюпоном, Мортье спешил отступить...

Такова была первая битва, где Дохтуров явил свое непоколебимое мужество и с первого шага поставил себя достойным товарищем Милорадовича и Багратиона, героев войны 1805 года...

20 ноября, в сражении при Аустерлице, Дохтурову дано было начальство над первой колонной, состоявшей из полков: Киевского гренадерского, Новоингерманландского, Ярославского, Владимирского, Брянского, Вятского и Московского мушкетерских, 5-го егерского, 7-го егерского батальона, двух рот батарейной артиллерии, роты пионеров и двух с половиною сотен казаков. В начале сражения Дохтуров, занимая левый фланг нашей позиции, овладел селением Тельниц, но после прорыва Наполеона в центре и отступления союзников на него и графа Ланжерона обрушилась вся громада неприятелей. Граф Ланжерон с двумя полками — остатком колонны его — и при нем граф Буксгевден пошли первые, но едва успели они пройти через Аугест, как Наполеон занял сие селение и Дохтуров очутился между Гольдбахом и озерами, отовсюду окруженный. Наполеон поднял пушки на высоты Аугеста и сам лично направлял их выстрелы. Дохтуров видел перед собою неизбежную смерть или бесславие плена — можно ли было ему колебаться в выборе? Оставя у Тельница отряд Левиза удерживать Даву, приказав Кинмейеру стать у Аугеста, под выстрелами Наполеона начал он отступать через речку Литаву по мосту ниже Аугеста и по плотине между Сачанским и Меницким озерами. Мост обломился под тяжестью орудий. Войско бросилось на лед озера, но едва замерзший лед проваливался, русские гибли, поражаемые ядрами и гранатами. Плотина была загромождена артиллерией и людьми. Дохтуров не потерял хладнокровия, устраивая в колонны всех успевавших пробиться за озеро. Кто-то из приближенных просил его поберечь себя: «Вспомните, что у вас есть жена и дети!» «Здесь честь — жена моя, а вверенные мне люди — дети мои!» — горячо возразил Дохтуров. «Ребята! — кричал он солдатам, поднимая свою шпагу. — Вот шпага матушки нашей императрицы Екатерины! Умрем за отца-государя, за славу России! Ура! С нами Бог!»

Наступивший мрак ночи дал ему средства соединить остатки своих полков и остатки войск из колонн Ланжерона и Пржибышевского. Ночью отступил он к Нейдорфу, куда успел также пробраться Левиз от Тельница. Дохтурова считали погибшим — граф Буксгевден и граф Ланжерон, достигнув Чейча, где находился Кутузов, не могли ничего сказать об его участи, когда около полудня 21 ноября явился Дохтуров, ведя остатки своих войск. Подвиг генерала был отмечен орденом Св. Владимира 2-й степени.

Вскоре затем Дохтуров участвовал и вновь отличился в ряде сражений кампании 1806 и 1807 годов. Дирнштейн, Аустерлиц, Голимин, Прейсиш-Эйлау, Ломитен, Гейльсберг и Фрид-ланд в полтора года ярко поставили его имя среди имен его знаменитых соратников.

В 1809 году Дохтуров находился в бескровном почти походе русских войск в Галицию. Изъявляя ему признательность, император Александр 19 апреля 1810 года наградил его чином генерала от инфантерии и 26 октября назначил командиром 4-го корпуса. В начале 1812 года Дохтуров был назначен командиром 6-го пехотного корпуса, принадлежавшего к 1-й Западной армии.

Ложное известие, что Наполеон движется к Смоленску, заставило Барклая-де-Толли 17 июля поспешно отправить туда Дохтурова. «Совершенное спасение Отечества зависит теперь от ускорения занятия вами Смоленска, — писал ему главнокомандующий. — Вспомните суворовские марши и идите!» Дохтуров уже 19 июля был в Смоленске. Наполеон не являлся. Вместо него пришел князь Багратион, и 22 июля последовало соединение обеих армий у Смоленска.

Когда 26 июля русские начали наступательное движение к Рудне, Дохтуров остался в Смоленске. Труды тяжкого 500-верстного похода изнурили его, он заболел горячкою, чувствовал себя весьма слабым. В таком положении застало его появление Наполеона у Смоленска, спасенного 3 августа геройством Неверовского, а 4-го — мужеством Раевского. Русские армии успели воротиться к Смоленску. Днепр отделял их от Наполеона. Завоеватель готовился к битве на другой день, когда Барклай уже распоряжался отступлением и князь Багратион начал его. Скрывая движение армий и стараясь задержать Наполеона, главнокомандующие положили защищать Смоленск. Надлежало избрать защитника, и выбор пал на Дохтурова. «Если умереть мне, — отвечал на это генерал, — так лучше умереть на поле чести, нежели бесславно на кровати!» Бодрый явился он перед своим корпусом, ночью на 5 августа введенным в Смоленск, и в полночь сменил Раевского. Корпус его усилили дивизиями Неверовского и Коновницына и егерскою бригадою Палицына. Рано утром 5 августа полтораста тысяч войск Наполеона обогнули Смоленск, упираясь флангами в берег Днепра. С 8 часов утра неприятель начал ружейную перестрелку, и к десяти открыл ее по всей линии. Французы врывались в предместья, но их оттуда выгоняли, и к двум часам пополудни огонь прекратился — неприятель отошел на пушечный выстрел. Тогда только заметил Наполеон, что русские отступают. Как лютый зверь, у коего отнимают добычу, бросился он к Днепру, увидел уходившие полки Багратиона, велел искать броды через реку, а затем указал на Смоленск и велел взять его как единственный путь за Днепр. В три часа пополудни французы яростно двинулись к предместьям; огонь пушечный и ружейный вдруг загорелся кругом, умножаемый сильною пальбою русских с правого берега во фланги неприятелей. Держаться в предместьях не было возможности. Дохтуров ввел войска в Смоленск. Неприятель бил стены города ядрами, ломился в Молоховы ворота, где стояли Коновницын и Дохтуров. Почти все окружавшие их были убиты и ранены. В самое короткое время четыре раза переменили четыре орудия, защищавшие ворота. Поляки врывались несколько раз в город и падали под пулями и штыками. Принц Евгений Вюртембергский прислан был с его 4-й дивизией подкрепить Дохтурова... Видя невозможность сбить русских, Наполеон велел жечь Смоленск. 150 орудий извергли сотни гранат и бомб, и все, что только могло гореть, запылало. От страшного жара невозможно было стоять в улицах, а русские, как неопалимые огнем, бились насмерть. Сам Наполеон ужаснулся бесполезной гибели людей и велел отступить. В 10 часов бой прекратился. Французы потеряли здесь до 12 000 человек, с нашей стороны выбыло из строя более 4000.

В полночь привезли Дохтурову приказание отступать.

В сражении при Бородино он командовал своим 6-м корпусом, поставленным в самом центре расположения наших войск. В начале битвы нападения на Дохтурова были не сильны, но, когда пал Багратион, Дохтурову велено было принять начальство после него и «держаться, пока не получит приказания отступать».

Ему и Коновницыну еще раз вместе привелось отстаивать отчаянное стремление неприятеля. Кавалерийские корпуса Нансути и Латур-Мобура, предводимые Мюратом, хотели воспользоваться приобретенным преимуществом и повели атаки в левую оконечность линии войска, между Утицею и Семеновским. Дохту-ров встретил их каре гвардейских Измайловского и Литовского полков. Он и Коновницын находились в сих каре. «Дети! — говорил Дохтуров солдатам. — Помните, что за нами Москва, за нами мать русских градов!» Немного бывало примеров такой непоколебимой твердости, такого стройного порядка, с какими гвардейцы отбили тогда три кавалерийские атаки под вихрем ядер и картечи. Все усилия неприятелей были тщетны, но храбрым готовилось последнее испытание: Наполеон двинул в подкрепление атак Мюрата Молодую гвардию; нападение Кутузова из-за Москвы-реки в левое крыло Наполеоновых полчищ остановило сие движение. Русские успели вздохнуть. Мы сдвинули, сплотили ряды. Устремясь потом на центр и успев овладеть люнетом, где сражались полки, находившиеся поутру под начальством Дохтурова, неприятель довольствовался против левого крыла нашего убийственною канонадою. Ряды Дохтурова были неподвижны. Сидя на барабане, хладнокровно приказывал он отстреливаться, отбивать нападения, смыкать ряды и имел честь заключить бой Бородинский. Около 9 часов вечера, когда уже всюду утих огонь, французы внезапно рванулись на Семеновское и успели овладеть им. Лейб-гвардии Финляндский полк ударил в штыки, выгнал их, и бой совершенно смолк во мраке ночи.

...Рано утром 10 октября Дохтуров выступил от Тарутина со своим корпусом, легкою Гвардейскою кавалерийскою дивизией и отрядом конной тульской дружины, с приказом поспешить в Малоярославец, находящийся на Боровской дороге, в 58 верстах от Калуги. Туда прямым путем из Тарутина немедленно отправлен был Платов со всеми казаками, и туда же должна была устремиться вся Русская армия. Она двинулась 11 октября после полудня, но уже с утра в сей день Дохтуров спешил исполнить великую обязанность, возложенную на него, — предупредить Наполеона и, может быть, принять на грудь свою все удары, какие нанесет если не мужество, то отчаяние армии неприятельской, сражавшейся уже не за победу, но за спасение. За час до рассвета Дохтуров явился у Малоярославца, где уже стоял Платов. По особенному счастию, ожидая появления всей армии Кутузова на марше своем с фланга, Наполеон шел медленно и осторожно. Он мог предупредить Дохтурова в Малоярославце, куда еще в полночь 11 октября вступил Дельзон, находившийся в голове французского авангарда, — оставя в городе два батальона, он расположился на Боровской дороге, за рекой Лужа.

Дохтуров почел необходимым немедленно занять Малоярославец. Обстреливая пушками переход неприятелей через Лужу, в 5 часов утра, после краткого отдыха, он повел в город два егерских полка и выгнал французов. Дельзон пробудился от усыпления и двинул всю свою дивизию. Громимый русскими пушками, он прогнал наших егерей. Дохтуров ввел в дело новые войска. Убийственное сражение свирепело уже пять часов; пять раз Малоярославец переходил из рук в руки, и храбрый Дельзон был убит, когда вице-король ввел в битву дивизии Бруссье и Гильемино. Дохтуров видел невозможность устоять. Тогда явился Коновницын, присланный Кутузовым, и вскоре пришел корпус Раевского. В шестой раз пожарище Малоярославца, заваленное трупами, перешло к русским. Все сблизилось между тем к месту кровавого побоища. С одной стороны прибыл сам Наполеон и пришла его армия; с другой стороны, в глазах его, тянулись войска Кутузова. Видя невозможность обойти город и намереваясь дать битву на другой стороне его, Наполеон велел еще раз отнять Малоярославец и утвердиться в нем. Итальянская дивизия Пино, не бывавшая в сражениях с самого начала похода, и гвардия вице-короля ударили стремительно. «Наполеон хочет-таки пробиться, — говорил Дохтуров, — но он пробьется только по моему трупу!» Бой отчаянный вспыхнул снова. Многолюдство преодолело. Итальянцы врезались в горящие развалины и оттеснили Дохтурова и Раевского, не щадивших себя. С обеих сторон видели, что дело шло о спасении и гибели. Французы сражались, ободряемые присутствием Наполеона, русские бились в глазах Кутузова и всей Русской армии. За городом стремление неприятелей остановлено картечами. Русские опять вломились в город. Французы отбивали нас, а между тем страшная канонада гремела с обоих берегов Лужи. Одною из французских батарей управлял сам Наполеон. Кутузов стоял под ядрами и пулями. Но час судьбы Наполеона совершился. Внезапно прекратил он битву и удалился от Малоярославца. Войска его остались на левом берегу Лужи.

Подобно Смоленской, Малоярославецкая битва отличалась неизобразимым ожесточением сражавшихся. Пожарище города было загромождено обгорелыми, раздавленными трупами. На малом пространстве городка, состоявшего из 200 домов, из коих сгорело 180, легло убитыми и ранеными с обеих сторон 10 000 человек.

Дохтурову принадлежала честь последнего боя в наступательной войне Наполеона. Через два дня узнали, что он отступает... Воздавая почесть подвигу Дохтурова, император Александр наградил его орденом Св. Георгия 2-го класса.

Во все остальное время войны Отечественной и в войне за освобождение Европы в 1813 и 1814 годах Дохтуров не имел уже случая отличить себя подвигами особенными, хотя продолжал службу до окончания войны. Он участвовал в Красненском сражении, начальствовал войском против остававшихся в российских пределах австрийцев и саксонцев, а затем — войсками, бывшими в Варшавском герцогстве, участвовал в обложении Гамбурга... В 1815 году, при походе союзных войск, его назначили начальником правого крыла Российской армии. Однако вместо битвы русские войска явились на блестящий смотр под Вертю, где корпус также составлял правое крыло 1-й линии...

Нездоровье отнимало у Дохтурова возможность продолжать службу, и по возвращении в Россию 1 января 1816 года он был уволен с мундиром и полным пенсионом. Дохтуров поселился в радушно встретившей его Москве. Но недолго продолжился здесь его земной отдых, заслуженный столькими трудами, — он скончался 14 ноября 1816 года и погребен в пустыни Давидовской Серпуховского уезда, где хоронятся и все члены семейства его.

Дохтуров был небольшого роста, довольно тучен, здоровья вообще слабого, но в слабом и малом теле его была душа, недоступная слабостям. На полях битв он не являлся блестящим, подобно товарищам его, Милорадовичу и Багратиону, но изумлял своим хладнокровием и спокойствием. Выбор Дохтурова при Кремсе, при Смоленске, при Бородино и Малоярославце показывает степень высокой доверенности русских полководцев к его неукротимому мужеству. Исполнив поручение, Дохтуров удалялся в ряды других, не вызывая похвал, и, казалось, почитал подвиги свои только исполнением обязанностей службы. Россию любил он пламенно. Самые недостатки русского народа казались ему выше достоинств иностранцев. Ласковость и кротость заставляли подчиненных обожать Дохтурова...

А.И. Михайловский-Данилевский. Император Александр I и его сподвижники в 1812, 1813, 1814 и 1815 годах. СПб., 1848—1849. Комментарии А.Ю. Бондаренко.