Люблинские бои.
Август 1914 г.
I.6-го августа[1], полк, по железной дороге через Варшаву, прибыл в крепость Новогеоргиевск и стал биваком в с. Помехувек на берегу реки Вкры.
Взамен намечавшемуся по мобилизационному расписанию направления Гвардии в состав 1-й армии в Восточную Пруссию, Гвардейский корпус был свернут с пути (у Ландварова) и направлен во 2-ую армию генерала Самсонова, наступавшую на южную границу Восточной Пруссии, с линии реки Нарева, на усиление ее левого фланга. Однако, на следующий же день по прибытии полка в Новогеоргиевск (где уже ко времени прихода полка стояли Преображенцы, праздновавшие в этот день свой полковой праздник), Гвардия была изъята из состава 2-й армии и, составив «активно-оперативный резерв Верховного Главнокомандующего», была направлена к Варшаве.
Простояв на биваке 7-ое августа, полк вечером, был двинут походным порядком к Варшаве.
Первый переход полка оказался очень серьезным – ночным маршем в 42 версты от Помехувека до с. Бабице[2], куда он прибыл на ночлег к вечеру 8-го августа. В этот день на походе было солнечное затмение.
В этот же день в Варшаву прибыл штаб 9-й армии, в состав которой были включены: Гвардия, XVIII и, долженствующий прибыть из Финляндии, XXII корпус. Задачей этой армии являлось наступление от Варшавы через Познань на Берлин. Задачей, поставленной Гвардии, было прикрытие сосредоточения 9-й армии перед Варшавой.
Во исполнение этой задачи полк простоял в Бабицах 8 дней (с 8 по 16 августа), неся лишь ближнее сторожевое охранение, так как впереди полка железнодорожные узлы Лович и Скерневицы были заняты особыми авангардами Гвардии (в Ловиче – Лейб-Егеря).
Стоянка в Бабицах дала возможность полку сколотить роты и провести прочную спайку между кадром полка и пополнившими его запасными; между прочим, последние были совершенно исключительного качества – на роту приходилось до 20-30 запасных унтер-офицеров, стоявших в строю рядовыми.
Вечером 15 августа, из-за трудного положения 4-й армии на подступах к Люблину, 9-ю армию было решено двинуть на ее поддержку левым, (т.е. западным) берегом Вислы. Поэтому 16 августа полк стал грузиться в Варшаве и головной эшелон (1-й батальон) был направлен на Гродиск.
К вечеру 16 августа, однако, положение нашей 4-й армии стало настолько тяжелым, что Ставка решила спешно перебросить 1-ю Гвардейскую пехотную дивизию по железной дороге в Люблин, на непосредственное усиление 4-ой армии.
Вечером 16 августа полк стал грузиться в Варшаве. В этот день он увидел первых, прибывших в Варшаву раненых из состава 2-й армии генерала Самсонова. Раненые были совершенно деморализованы (насколько мне помнится, они принадлежали к 6-й пехотной дивизии XV корпуса). Их рассказам, конечно, не придавали значения и никому в голову не приходила мысль, что наша 2-я армия понесла такое жестокое поражение (увы, рассказы раненых точно передавали начало катастрофы нашей 2-й армии у Танненберга-Сольдау).
Спешность переброски Гвардии привела к тому, что отдельные эшелоны полка были разбиты (большая часть была направлена по железной дороге на Люблин через Седлец и Луков, а меньшая через Ивангород).
Несмотря на спешность переброски, железная дорога была настолько забита, что в Люблин полк прибыл только на третьи сутки и сосредоточился в 10-ти верстах к югу от города, в селе Жабья Воля, утром 19-го августа.
С бивака полка к югу слышалась сильная артиллерийская канонада и были видны зарева пожаров горевших деревень. Все это ясно указывало, что полку, в самое ближайшее время, предстоит боевое крещение. День был ясный и теплый.
Общая обстановка, кроме ощущения близости боя, была, однако, полку совершенно неизвестна. Мало того, спешная переброска полка в состав 4-ой армии (генерала Эверта) под Люблин, не позволила высшим штабам снабдить полк даже картами нового района. Как это ни может сейчас показаться невероятным, но на полк была выдана только одна двухверстная карта окрестностей Люблина.
В этой смутной и тревожной обстановке полк простоял первую половину дня 19 августа. Около 3-4-х часов пополудни к командиру полка, генерал-майору фон Эттеру, прискакал казак с запиской от командира Гренадерского корпуса, (бывшего нашего начальника дивизии в мирное время) генерал-лейтенанта Мрозовского, требовавшего срочного выдвижения 1-й Гвардейской пехотной дивизии (вошедшей в состав командуемого им отряда) в район Хмель-Майдан Козицкий.
На самом деле, вот что происходило на фронте 4-ой армии:
После неудачного ее наступления на Красник (12 августа), наша 4-ая армия, под давлением превосходных сил 1-ой австро-венгерской армии генерала Данкля, безостановочно отходила с боями на подступы к Люблину. 19-го, однако, угроза австрийцев 4-ой армии стала еще более грозной, вследствие того, что австрийцам удалось обойти ее левый фланг (у Красностава) и отдельным австрийским эскадронам даже перерезать подходившую к Люблину с востока (от Холма) железную дорогу у станции Травники. В тот же день, кроме того, начала свой отход на Холм и примыкавшая к 4-й армии слева, наша 5-ая армия генерала Плеве.
С целью противодействия обходу левого фланга 4-ой армии, 19-го же утром, была двинута на Суходол-Издебно бригада 82-й пехотной дивизии, которая была сбита австрийцами (X-й корпус) и отброшена ими на Пяски.
Части X-го австро-венгерского корпуса развернулись фронтом на северо-запад, на высотах перед Файславице-Кщоновым.
На помощь бригаде 82-й дивизии была спешно выдвинута из резерва – 2-я гренадерская дивизия в район Гардзенице и южнее (до Кол. Хойны), но поддержать ее отход не успела.
20-го августа австрийцы решили продолжать свое наступление, захлестывая левый нашей 4-й армии своим X-м корпусом.
В тот же день отряд генерала Морозовского (прибывавшие по железной дороге головная бригада III Кавказского корпуса, 2-я гренадерская дивизия и 14 батальонов 1-й Гвардейской пехотной дивизии) должен был атаковать австрийцев с целью отбросить их от Травников. Сопоставление этих двух задач указывает на неизбежность встречного боя, с утра 20-го августа, на линии Кщоново-Владиславов-Гардзенице.
Полк был построен в поле у с. Жабья Воля и отслужен молебен. После чего, в сумерках 19 августа, полк выступил на Майдан-Козицкий. Ночь была темная и прохладная.
В темноте полк прибыл в Козицкий Майдан и здесь остановился на ночлег. Длился он, однако, не долго, лишь несколько часов и с рассветом полк двинулся далее, на Кол. Хойны через Майдан Полицкий, у которого развернулся[3]. В первой линии двинулись II и IV батальоны, во второй – III и I. У Кол. Хойны на опушке леса остались батальоны 2-ой линии, а II (справа)[4] и IV (слева) перешли в наступление на фронте: Владиславов – Выгнановице в общем направлении на высоту сев. ф. Анусин. Правее полка наступали Преображенцы, левее – Лейб-Егеря (Измайловцы еще только высаживались из эшелонов в Люблине). Наша артиллерия также прибыла только в составе нескольких батарей. В частности, для поддержки наступления всей Петровской бригады была дана только одна (3-я) батарея Лейб-Гв. 1 арт. бригады.
Так начался бой под Владиславовым, в котором полк получил свое боевое крещение.
День был ясный и теплый. От леса у Кол. Хойны занятого частями 2-й Гренадерской дивизии (на участке полка – 6 Грен. Таврический полк), сквозь которые должны были наступать полки Петровской бригады, местность спускалась пологим скатом к долине ручья Гельчев, протекавшего в довольно широкой и несколько заболоченной долине. А оттуда поднималась высотами правого берега ручья к обширным лесам, сопровождавшим р. Гельчев, по кряжу правого берега. На фоне леса ясно выделялся небольшой фольварк (Анусин).
Около 10 часов утра II и IV батальоны, спустившись в долину р. Гельчев, повели наступление через фольварк Анусин. Почти полное отсутствие артиллерии с нашей стороны, сводило это наступление к лобовой пехотной атаке. Как только двинулись наши батальоны 1-ой линии, австрийцы открыли по ним сильнейший шрапнельный огонь. Розоватые облачка австрийских шрапнелей рвались по счастью слишком высоко и особых потерь наши батальоны, в начале своего движения, не несли. Поднявшись на противоположный берег ручья, однако, наши II и IV батальоны попали под сильнейший пулеметный и ружейных огонь, в свою очередь, перешедших в наступление австрийцев. Но это не остановило порыва наших батальонов.
На фронт Петровской бригады наступала своим левым флангом 2-я австро-венгерская дивизия фельдмаршала-лейтенанта Липощака (X корпус). Дивизия была смешанного состава (поляки, галичане и полк босняков).
На высотах у фольварка Анусина завязался горячий встречный бой, главная тяжесть которого легла на наш II-й батальон. Несмотря на яростные атаки австрийцев, части II-го батальона, с пулеметами, под общим руководством младшего штаб-офицера II-го батальона капитана Свечникова удержали высоту и сами перешли в наступление[5]. Батальоны 1-ой линии потеряли в этом бою: смертельно раненым подпоручика Пенхержевского 2 и тяжело раненым прапорщика Штильберга (оба Суворовской роты II-го батальона) и ранеными: капитана Рихтера (командира 15-й роты) и подпоручика Рыльке (13 р.).
Несмотря на тяжесть боя у фольварка Анусина, положение наших соседей справа – Преображенцев, наступавших через Стрийну-Владиславов, было еще тяжелее[6] так как против них, кроме частей 2-й австро-венгерской дивизии, были двинуты для защиты ее фланга, который охватывал Преображенцев, еще и части соседней 37-й гонведной венгерской дивизии. Тяжелое положение Преображенцев заставило командира полка выдвинуть для содействия им через село Стрийна наш III-й батальон. Для поддержки же наших батальонов 1-ой линии, после полудня, долиной, ведущей от опушки рощи у Кол. Хойны на Выгнановице были двинуты две (3 и 4) роты I-го батальона. В резерве таким образом остались только 2 роты (со знаменем).
III-й батальон и две роты I-го, перешедшие еще до сумерок р. Гельчев, однако, непосредственного участия в бою принять уже не успели. Их только обстреляла австрийская артиллерия. Сопротивление противника было уже сломлено и австрийцы, перейдя от наступления к обороне, затем, оставляя пленных, начали спешный отход. Первые взятые полком пленные были босняки в красных фесках.
К вечеру победа была полная. Противник бежал. Гвардия, наконец, сломила сопротивление теснивших в течение всего августа нашу 4-ю армию, австрийцев[7].
Вот как об этом бое пишет официальная история бывших наших противников:
«20-го августа наша 2-я дивизия подверглась сильной атаке. Несмотря на содействие своих резервов и 37-й гонведной дивизии, позволивших ей все же перейти самой в наступление, русская контратака в ее левый фланг[8] вскоре заставила ее уступить противнику то небольшое пространство, которое ей удалось захватить. Так как 45-ая дивизия[9] не могла поспеть ей на выручку от Тарногуры, ген. инф. Гуго фон-Мейкснер[10] отвел свои, утомленные 11-дневным боем, войска на Лопенник Русский – Издебно.»[11]
Эти сдержанные строки австрийской официальной истории войны, однако, если их расшифровать, показывают размеры австрийского поражения в сражении у Владиславова 20-го августа 1914 года.
В самом деле, отвод частей X австрийского корпуса на Лопенник Русский – Издебно означал отход правого, охватывающего фланга австрийцев на 12 примерно верст назад и к тому же в направлении, открывавшем его от соседнего с ним слева V венгерского корпуса. Между тем, в ночь с 20 на 21 августа, между Кщоновским лесом и с. Издебно образовался поэтому прорыв до 8-ми верст.
Части Петровской бригады, в бою у Владиславова, не только остановили наступление победоносного и до этого дня не знавшего поражений X-го австро-венгерского корпуса, но и вбили глубокий клин (вершина клина – Преображенцы) между двумя правофланговыми корпусами 1-й австрийской армии.
В этом – громадное значение этого боя и только соображения, ничего общего с боем не имеющие, позволили его почему то окрестить боем у Суходол. Части отряда генерала Мрозовского в этот день, 20 августа, прорвали австро-венгерский фронт совсем не у Суходола, а у Владиславова. И вся слава этого боя целиком принадлежит полкам Петровской бригады[12], дравшимся у Владиславова. Поэтому, по праву, этот первый бой полка должен носить славное имя Владиславова.
Начало смеркаться. Полк собрался на поле, усеянном ранеными и убитыми, на восточном берегу реки Гельчев, северо-восточнее Владиславова. Отовсюду неслись стоны раненых. Приводили пленных. Всюду австрийские трупы.
Отход австрийцев был настолько поспешным, что наступившая вскоре темнота дала им возможность совершенно от нас оторваться, и соприкосновение с ними было потеряно.
Штаб дивизии дал полкам довольно смутные указания. Размеры победы застали врасплох и наше командование. Полку было назначено занять высоту 264[13] по ту сторону леса за фольварком Анусиным.
В полной темноте полк двинулся в указанном ему направлении. Найти эту высоту ночью, имея одну карту на полк, оказалось однако не так просто. Проплутав некоторое время, полк стал на ночлег у перекрестка дорог (как выяснилось потом, у южного ската этой пресловутой высоты)[14] и выставил круговое охранение во все стороны. Нам тогда казалось это признаком неуменья воевать в современных условиях («стали вагенбургом, как во времена Миниха»). Сейчас, однако, когда известны действия и наших противников, можно критиковать распоряжения на эту ночь нашего штаба дивизии, но для полка, при полной неизвестности куда отошел противник, (а он как раз отошел не в том направлении, как предполагало наше командование) единственно разумным решением было именно стать где бы то ни было, но непременно выставить круговое охранение. Верный инстинкт оказался более правильным, чем тактические предположения, оказавшиеся неверными.
Настало утро 21 августа. Отход X-го австрийского корпуса на юго-восток (Лепенник Русский – Издебно) открывал дорогу на юго-запад, в образовавшийся между ним и его соседом слева – V венгерским корпусом, разрыв. Поэтому нашей дивизии было приказано круто повернуть и вместо юго-восточного направления, как в бою 20 августа, 21-го наступать в этот прорыв, т.е. на юго-запад.
Для этого полк собрался сначала в с. Поличизне, пройдя по полю боя Преображенцев накануне. Все поле было усеяно павшими преображенцами, но еще больше было австрийских трупов.
Из Поличизны полк, развернувшись, перешел в наступление. В первой линии шли III-й и I-й батальоны. В этот день наступление полка было поддержано, наконец, подошедшей нашей артиллерией. На участке полка действовали, 21-го августа, уже две батареи (3 и 4).
От Поличизны полк перешел к Рыбчевицам и начал наступление своим левым флангом вдоль реки Гельчев, в общем направлении на юго-запад. На этот раз нас, однако, поддержала артиллерия, которой не хватало накануне, и полк 21-го августа наступал, как на параде. Против нас, как мы теперь знаем, собственно никого не было. Забитый накануне Петровской бригадой клин был затянут австрийцами только, спешно заполнившей разрыв, 3 кав. дивизией (стоявшей в мирное время гарнизоном в Вене). Навстречу нашему наступлению австрийцы в этот день посылали только свои высоко рвущиеся в воздухе розовыми разрывами шрапнели.
Пройдя Рыбчевице, командир полка, для обеспечения левого фланга наступления (где должны были быть Лейб-Егеря, связи с которыми в течение всего дня установить не удалось, так как они были уступом позади) выделил 3 роту, которая получила задачу удержание с. Ченстоборовице (на правом берегу р. Гельчев). Полк же продолжал свое наступление левым берегом ручья. По мере подхода к линии лесов на высоте с. Ченстоборовице артиллерийский огонь австрийцев, однако, усилился (особенно по левофланговому, I-му батальону), но это не остановило стремительного продвижения полка, и к вечеру 21-го августа он заночевал в районе: Доманч (III б.), Валентинов и прилегающей к нему рощи (II, I и IV б.), – Ченстоборовице (3 р.). Штаб полка в Г-дв. Рыбчевице.
Постепенно прибывавшие за этот день части Гвардии расширили прорыв Петровской бригады 20-го августа. Правее нас и Преображенцев наступали Измайловцы, левее – Егеря, развертывалась 2 Гв. пех. дивизия.
Главной помехой в наступлении 21 августа были не австрийцы, а отсутствие связи и карт, а также полная неясность общей обстановки.
С утра 22-го августа полк продолжал наступать в общем направлении на юго-восточную часть Кщоновского леса. Этим мы выходили на правый фланг V-го венгерского корпуса, его 37-ю гонведную дивизию. Сопротивление противника возрастало. Все же полку удалось с боем занять юго-западную, обращенную к австрийцам, опушку Кщоновского леса. Днем полк узнал о взятии нами Львова (занятого нами накануне без боя). Это известие произвело громадное впечатление и еще более подняло дух полка и веру в свои силы.
Наступление 22-го августа было очень чувствительно для австрийцев. Из воспоминаний ген. Конрада фон-Гетцендорфа видно, что в этот день был нами «смят правый фланг V венгерского корпуса». В этот день в Кщоновскому лесу, во время разведки, был ранен младший офицер 10 роты подпоручик Бойе-ав-Геннес.
К вечеру полк заночевал в Кщоновском лесу, занимая его юго-западную опушку. Штаб полка перешел в дом лесника у опушки Кщоновского леса. На утро было намечено продолжение наступления.
Всю ночь австрийцы вели оживленный ружейный огонь по лесу. Разрывы снарядов и щелканье пуль гулко разносились по лесу. Казалось, что австрийцы решили держать район Кщонова. На самом деле, однако, неудачи правофлангового (X) австрийского корпуса и его отход 22 августа за реку Пор вынудили командующего 1-ой австро-венгерской армией генерала Данкля наметить на 23-е августа отвод и V-го венгерского корпуса на новый фронт: Быхово – Верховье р. Пор. Приказ этот дошел до V-го корпуса только на рассвете 23-го августа и австрийцы спешно начали отход.
С утра 23-го августа полк, с опушки Кщоновского леса, перешел в наступление в общем направлении на Майдан Кщеновский. Перед полком были только арьергарды 37-ой гонведной дивизии. Однако, об отходе австрийцев мы ничего не знали. При этом наступлении был ранен ружейной пулей командир 12-й роты капитан Штейн. Наступление полка быстро сломило сопротивление арьергардов венгров и к полудню полк, почти без потерь, занял Кщеновский Майдан, в котором и расположился квартиро-биваком. Соприкосновение с противником было снова потеряно и австрийцы, благодаря остановке гвардии на линии Кщонов – Майдан – Кщоновский – Собесска – Воля, совершенно спокойно отошли на новый оборонительный рубеж: верховье р. Пор – Быхово, и сейчас же приступили к его укреплению. Это бездействие Гвардии (и Гренадер, т.е. вообще всей группы генерала Мрозовского) в течение 23 августа дорого ей обошлось и много крови было ею пролито в ближайшие дни, как цена за этот отдых 23-го августа.
Почему же это произошло?
Ответ на это дал в свое время старший адъютант штаба нашей дивизии генерального штаба капитан Гущин. В дневнике командира 5-й батареи нашей артиллерийской бригады полковника Альтфатера есть такой его разговор с капитаном Гущиным: На вопрос полковника Альтфатера об обстановке, Гущин ему ответил, что «австрийцы так бегут, что их не может догнать наша кавалерия!» По-видимому, исходя из этого, нашу конницу и не посылали вдогонку. Такое примитивное представление нашего командования о действительной обстановке, конечно, объясняет почему 23 августа им решено было «почить на лаврах». В то время, пока мы отдыхали, австрийцы рыли окопы, а вовсе не бежали, и эти окопы нам пришлось штурмовать с 24-го по 27-е августа, понеся такие потери (особенно Измайловцы и 2-я гвардейская пехотная дивизия), которые и теперь после войны и всего пережитого за 3 года ее ведения, кажутся прямо чудовищными.
Итак, исходя из легкомысленного предположения о бегстве австрийцев, ничем не проверив эту фантазию, наше командование пробовало 24-го августа продолжать преследование.
С утра 24 августа полк выступил в авангарде дивизии. Вперед была выслана разведка подпоручика Чуфаровского. Пройдя Борженчинек и дойдя до домов «к Кщонову», полк был внезапно обстрелян очень сильным артиллерийским огнем противника. Одновременно с этим был убит начальник нашей разведки подпоручик Чуфаровский. Действительно, как раз у этих домов, как мы сейчас это знаем, начиналась сфера действительного огня батарей австрийцев, ставших еще накануне на позицию за укрепленным рубежом: Быхово – р. Пор. Полк спешно стал развертываться, а батарея, бывшая при полку (6-я), выехала на позицию. Наблюдательный пункт и штаб полка – на скирде соломы. Условия для австрийцев и для нас были, однако, неравные. Они прочно заняли новую укрепленную позицию и уже развернули свою артиллерию. Нам же приходилось развертываться под их огнем, не зная занятого ими рубежа. Развернутые I-й и II-й батальоны[15] перешли в наступление. Условия этого наступления были трудные. Переваливая через гребень за «к Кщонову» наши цепи попали под жесточайший шрапнельный огонь австрийцев. Наша же артиллерия, естественно, не могла не только подавить огонь хорошо укрытой австрийской артиллерии, но даже ее найти. За два дня австрийцы уже успели организовать оборону и от преследования нам приходилось перейти к атаке укрепленной позиции.
На гребне был убит младший офицер 2-й роты подпоручик фон-дер-Лауниц. I и II батальоны несли большие потери и дальнейшее продвижение казалось невозможным. Да и действительно, наши цепи, резко выделяясь на гребне, служили отличными мишенями для австрийцев. Дальнейшее наступление в этих условиях грозило гибелью обоих батальонов и только находчивость и боевой опыт командира 6-й роты капитана Веселого спасли наступавшие батальоны. Действительно, взамен приема мирного времени – наступление широким цепями прямо перед собой, он вызвался провести батальоны не цепями, а цепочкой, т.е. роту за ротой в затылок друг другу по, параллельной (справа) наступлению полка, лощине к дер. Теклин. Маневр этот удался блистательно и батальоны, почти без потерь, вышли в район Косаржов Горный – Стуржа, где и заночевали.
Для объединения действий семи рот I-го и II-го батальонов командир полка назначил своего помощника полковника фон-Тимрота I. III-й же и IV-й батальоны были взяты начальником дивизии в свой резерв и ночевали в «к Кщонову». Штаб полка заночевал в с. Герняк.
С утра 25-го августа наступление продолжалось и I-й и II-й батальоны опять, также по укрытым уступам, были проведены младшим офицером 6-й роты подпоручиком Тигерстедтом к с. Уршулин. Путь, найденный подпоручиком Тигерстедтом дал возможность нашим батальонам подойти, почти без потерь, к с. Уршулин, но к несчастью, при этом был смертельно ранен сам подпоручик Тигерстедт (в с. Уршулин). Батальоны заняли северо-западную часть с. Уршулин и здесь залегли, так как дальнейшее продвижение, из-за града пуль, становилось совершенно невозможным. Действительно, наши батальоны подошли на дистанцию хорошего ружейного и пулеметного огня к укрепленной позиции противника. Без артиллерии, притом гаубичной, наступление стоило бы многих кровавых жертв[16]. Между тем наше командование только к вечеру 25-го августа стало ясно отдавать себе отчет в истинном положении дела, т.е. в том, что взамен преследования мы вплотную подошли к укрепленной позиции противника, взять которую, без тяжелой артиллерии, было нам не по силам. Между тем, по плану ж. д. переброски Гвардейского корпуса из Варшавы в Люблин, наша тяжелая артиллерия (Гв. мортирный дивизион) шла в хвосте корпуса (!) и наши гаубицы поэтому догнали свою пехоту только 25-го августа, а открыть огонь смогли только 26-го!!
Перед полком, на высотах впереди дороги из Зарашова на Высокое, командовавших расположением наших двух батальонов, укрепленную позицию занимала 37-я гонведная венгерская дивизия фельдмаршала-лейтенанта Вибера. Дивизия эта состояла примерно наполовину из венгров и наполовину из венгерских словаков. Это была та самая дивизия V-го венгерского корпуса фельдцейхмейстера Пухалло-ф.-Брлог, с которой полк уже столкнулся в Кщоновском лесу 22-го и 23-го августа.
Штаб полка, 25-го, перешел в Косаржов Горный. Правее нас были Преображенцы, левее Лейб-Егеря. Наши III-й и IV-й батальоны (дивизионный резерв) перешли на высоты южнее с. Теклин.
Жесточайший артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь несся по всему фронту и особенно слева из района полков нашей 2-й Гвардейской пехотной дивизии, штурмовавших Каэтановку—Тарнавку—Высокое, где они столкнулись с только что прибывшим на поддержку австрийцам, германским ландверным корпусом генерала фон-Войрша.
Все эти атаки полков 2-й Гвардейской пехотной дивизии отбивались немцами с жесточайшими потерями. Попадавшие в районе полка, после отбитых атак, люди правофлангового полка 2-й Гвардейской пехотной дивизии (Павловцы, особенно после атак его I-го батальона) были живыми свидетелями этой трагедии, и из их рассказов ясно вставала картина атаки укрепленной позиции противника голыми руками.
26-го августа штаб полка перешел в западную часть с. Косаржова (Косаржов Дольный) и для содействия полку к 6-ой была придана еще и 5-ая батарея и, наконец, открыли огонь и наши гаубицы Гвардейского мортирного дивизиона.
Выйти из Уршулина все же было невозможно.
Вот так описывает день 26-го августа один из участников этого боя[17]:
«К деревне Уршулин наш батальон[18] был подведен кружным путем, выбранным разведкой (подпоручик Тигерстедт). Шли мы рядами по лощинам и дошли до самой деревни без потерь. Тут I-й батальон был остановлен во второй линии в овраге и наши роты расположились по скату оврага в наскоро вырытых лунках. Разгуливать по лощине не очень рекомендовалось, так как по ней крыла артиллерия, частенько свистели и пули. Сидеть было очень скучно, дела не было никакого и до наступления ночи ничего было и думать о кухнях. Я помню, что мы, офицеры, питались главным образом шоколадом, плитки которого у каждого были тогда в полевой сумке. Вечером 26-го августа в деревню пришел командир полка генерал-майор фон-Эттер и обсуждал вопрос о завтрашнем решительном наступлении. Так как все попытки продвинуться вперед, главным образом из-за пулеметного огня противника, приводили к неудаче, было решено выдвинуть на одну высоту с дер. Уршулин полу-батарею капитана Ягелловича (впоследствии полковника и георгиевского кавалера, убитого в июле 1916 г.). Полу-батарея должна была стать на полуоткрытую позицию. Помню, как капитан Ягеллович сказал: «вероятно будут потери, но что же, если нужно – это будет сделано». Ночью были вырыты окопы для орудий и с рассветом он должен был открыть огонь. Роты I-го батальона этой же ночью вышли на бугор и окопались впереди полу-батареи».
Но как ни было тяжело положение полка в Уршулине, положение наших противников было тоже незавидное.
Упорные атаки 24-26 августа заставили австрийцев начать думать о возможности беспрепятственного отхода их за реку Сан. На запрос 26-го августа штаба 1-й австрийской армии, командиры корпусов, однако, отнеслись к проекту отхода отрицательно[19]. На фронте 37-й гонведной дивизии 26-го августа австрийцы отмечали лишь «сильный огонь»[20]. Зато на фронте германского ландверного корпуса генерала Войрша Московцы ночною атакою (в ночь с 26 на 27-ое) у Тарнавки прорвали фронт немцев и овладели большею частью их артиллерии. Это заставило австрийцев подумать о начале отхода. Однако, приказа об отходе штабом 1-й австрийской армии 26 августа отдано не было.
Настало утро 27-го августа и вся Гвардия перешла в наступление.
Вот его описание на фронте полка[21]:
«Наш II-й батальон за предыдущие дни понес потери и настроение было не очень бодрое, так как все прежние попытки наступления не приводили ни к чему. Как только рассвело, полубатарея капитана Ягелловича открыла огонь по указанным ей целям: окопам противника и местам расположения его пулеметов. Впечатление было прямо потрясающее! Немедленно за выстрелом следовал разрыв и, так как стрельба велась прямой наводкой, огонь был очень меткий. Мы все забыли про свистевшие пули и высунулись из окопчиков, наблюдая за результатом стрельбы. В это время начали действовать и наши пулеметы. Они находились левее нас при II-м батальоне и ночью были передвинуты вперед с частью рот II-го батальона по лощинке, подходившей перпендикулярно к австрийской линии окопов. Был дан приказ начать наступление. Не помню уже в каком порядке было приказано начать перебежки. Хорошо только помню, что огонь противника настолько ослабел из-за бивших прямо им в упор пушек Ягелловича, что мы двинулись вперед разом всей цепью. В это время мы увидели какие-то группы австрийцев, выскакивавших из окопов и махавших чем-то белым. Мы сразу даже не поняли в чем дело, но когда разобрали, что это сдающиеся, то с криком «ура» побежали вперед. С некоторых участков еще продолжалась стрельба, но на это уже никто не обращал внимания».
Полк, сбив австрийцев, бросился их преследовать через Старо-Весскую рощу. К сожалению, прохождение леса несколько задержало порыв и временами преследование удавалось вести лишь пулеметным огнем. Пробежав Старо-Весскую рощу полк занял Волю Голензовскую (в 6 верстах от Уршулина), где и заночевал, наконец снова собравшись в полном своем составе. Укрепленная позиция австрийцев была прорвана и сопротивление 1-й австрийской армии наконец сломлено.
Эти дни решающей победы под Люблиным совпали с не менее решающей победой наших союзников на Марне. Действительно, Марненское сражение точно, по дням, совпадает со штурмом нами укрепленной позиции австрийцев: Быхово – р. Пор (для полка – Уршулин). 6-го сентября (по нов. стилю) или 24-го августа по старому, началось Марненское сражение и 9-го сентября (27 августа по ст. стилю) оно завершилось отходом германцев.
Конечно, мы в то время и понятия об этом не имели и не только о победе, но и осамом сражении на Марне, в дни Уршулина даже не подозревали!
27-го августа перед Уршулиным мне довелось беседовать с раненым венгерским офицером (37-ой гонведной дивизии). Венгерец с гордостью показал мне победный бюллетень о разгроме нашей 2-ой армии генерала Самсонова под Танненбергом-Сольдау, о захвате десятков тысяч наших пленных и сотен орудий. Я конечно не поверил. Но когда я в свою очередь сообщил ему о захвате нами Львова, он точно также не поверил мне! Так мы и расстались, убежденными в том, что мы друг друга хотели надуть и похвастаться успехами своих армий...
Вот так описывают этот бой наш противники:
Утром 27-го августа «атака превосходных сил 4-ой русской армии сбила правый фланг 33-й пехотной и 37-ую гонвендную дивизию. К довершению несчастья, кроме того, 37-я гонведная дивизия около 10 час. утра, чувствуя сильную угрозу своему правому флангу, из-за потери ею важной командующей высоты[22], истолковала подготовительные распоряжения штаба V-го венгерского корпуса о постепенной оттяжке обозов, как приказ об общем отступлении, и бросила свои позиции... К вечеру, V-й корпус стянулся к Студзлянке[23]. В 33-ей пехотной дивизии оставалось лишь 4000-5000 человек, которые были сведены в 8 ½ батальонов. Почти также обстояло дело и в других дивизиях корпуса Пухалло (т.е. V-го венгерского)[24].
Полный разгром правого фланга 1-ой австро-венгерской армии в боях 25-27-го августа на укрепленной позиции: Быхово – р. Пор вынудила ее командующего генерала Данкля «в 4 часа пополудни, 27-го августа, приказать общий отход всей 1-ой армии к фронту Фрамполь – высоты южнее Красника-Свецехова на реке Висле»[25], т.е. для прикрытия северных выходов из Таневских лесов.
Таким образом, поражение австрийцев было полным. Оставалось лишь их добить.
Общий отход австрийцев начался в 3 часа утра 28-го августа,[26] т.е. еще до рассвета и это позволило им совершенно оторваться от нас и крайне затруднило наше преследование.
Рано утром, 28-го августа, полк двинулся походным порядком из Воли Голензовской через Закржувек – Майдан – Сулов на Карпиювку (в 5 верстах юго-восточнее гор. Красника на опушке большого Красникского леса). В авангарде, вслед за конной разведкой, шел наш III-й батальон. При подходе к Карпиювке он был обстрелян сильным артиллерийским огнем австрийцев и должен был развернуться. Вскоре в лесу развернулся II-й батальон, весь полк был остановлен и начал развертываться. Австрийцы вели главным образом сильный артиллерийский огонь по Красникскому лесу, причинившим довольно значительные потери, особенно нашим резервам. Гул снарядов в лесу еще усиливал впечатление мощи артиллерийского огня противника. Несомненно, наступательный порыв полка сдерживался еще и психологически, только что пережитыми днями наступления на укрепленную позицию противника без должной артиллерийской подготовки. Наконец, сейчас, когда нам известны действия и противной стороны, мы можем сказать, что в те дни (как это впрочем часто бывает на войне), мы недооценивали свою победу у Уршулина. Австрийцы (собственно венгры, на участке полка) так быстро от нас оторвались, что мы не успели воочию оценить степень их поражения. 28-го августа, они уже думали о Сане, но вовсе не о сопротивлении, а лишь о прикрытии своего отхода через труднопроходимую полосу Таневских лесов, мы же считали, что они будут упорно оборонять этот последний, столь важный, рубеж.
Судя теперь, 21 год спустя, конечно видно, что малейшая попытка к наступлению с нашей стороны, днем 28 августа («Карпиювка») легко бы смяла арьергарды австрийцев и сильно бы затруднила, а может быть даже сделала бы совершенно невыполнимым их отход через Таневские леса. Тогда это было неясно и задержка у Карпиювки вполне объясняла и отвечала тому, что тогда нам было известно об австрийцах.
Между тем, командующий 1-й австро-венгерской армией генерал Данкль, уже 28-го августа утром, получил от австро-венгерской Ставки следующую директиву: «1-ой армии к северу от Таневских лесов лишь задерживать продвижение противника, не принимая решительного боя. Продолжать отвод обозов и в случае надобности, отвести армию за реку Сан, прочно удерживая его от устья до г. Гржебощницы (в 5 верстах юго-восточнее Кржешова»[27].
В бою у Крапиювки (28 августа), в силу того, что наш противник отходил от Уршулина в юго-западном направлении, а полку для преследования было указано идти почти прямо на запад (Воля Голензовская – Карпиювка), перед нами оказались не венгры, а 46-ая ландверная дивизия фельдмаршала-лейтенанта Настопиль I-го австрийского корпуса (польская, из Кракова).
29-го августа 1-ая австрийская армия уже отходила за р. Сан!
Утро 29-го августа обнаружило, что австрийцы ушли. Полк бросился их преследовать через Полихну, где мы прошли по полю столь неудачного, в начале кампании, боя нашего XVI-го корпуса. Вся деревня, или вернее ее остатки, была усеяна предметами снаряжения и брошенными повозками нашего XVI-го корпуса. Нагнать, быстро уходивших за р. Сан австрийцев, в этот день нам, увы, не удалось. Полк заночевал в Войцехове.
Утром 30-го августа мы продолжали преследование. В авангарде на этот раз находились Преображенцы.
После короткого боя, свидетелями которого мы были, и в котором нам даже не пришлось принять участие, IV-й батальон Преображенцев, при содействии Гродненских Гусар и Улан Его Величества захватил, после короткой стычки с прикрытием обозов германского ландверного корпуса генерала фон-Войрша, гор. Янов, в который мы и вступили 30-го августа.
Весь город и все его окрестности были забиты захваченными у немцев повозками обоза, где особенно поживились полки Отд. Гвардейской кавалерийской бригады.
В этот день в Янов, для раздачи Георгиевских крестов, по Высочайшему Повелению прибыл Великий Князь Николай Михайлович.
В силу того, что направление отхода австрийцев и направление нашего преследования не совпадали, мы все время попадали на хвосты новых корпусов противника. Так в Янове мы вышли на путь отступления уже германского ландверного корпуса, разгромленного 1-й бригадой нашей 2-й Гвардейской дивизией в боях 26-27 августа у Тарнавки – Высокое.
Простояв 30 августа в Янове (впервые за все время Люблинских боев – день без боя; нечто вроде дневки или вернее «полудневки»), 31-го полк продолжал преследование вступив в полосу знаменитых Таневских лесов. Двигаясь по вековому сосновому бору майората гр.-в Потоцких, мы воочию начинали ощущать степень разгрома 1-ой австрийской армии. Весь путь был усеян брошенными повозками, предметами снаряжения и т.д. Впервые мы находим и германские каски (т.к. мы шли тут по пятам германского ландверного корпуса). Переход в 20 верст.
Ночлег 31-го августа – в Гуте Кржешовской. И в этот день мы не видели противника, ибо он уже успел отойти за р. Сан[28], спешно его укрепляя.
1-го сентября полк небольшим переходом (верст 7) подошел к р. Таневу и стал на дневку в с. Горасюки.
Первоначально, австрийцы предполагали активно оборонять Сан. Однако в виду неудачи соседней с 1-ой справа 4-й австрийской армии, ее фронт был протянут от устья р. Вислы уже не до Кржешова, а до Ярослова и генерал Данкль решил ограничиться лишь пассивной обороной реки, только для удерживая важнейшие тет-де-поны[29].
На своем левом фланге 1-ая австрийская армия (перед нашей 9-ой) отошла за Сан (примерно ниже Кржешова), своим же правым флангом (примерно выше Кржешова) продолжала его удерживать, так как корпуса нашей 4-ой армии еще только подходили к Сану. Так как течение реки идет с юго-востока в северо-западном направлении, то путь корпусов 4-ой армии к Сану был много длиннее, чем путь корпусов 9-ой армии, выходивших на нижнее его течение.
Таким образом, Кржешов, как бы являлся шарниром, соединявшим два участка фронта 1-ой австро-венгерской армии (по ту и сю сторону р. Сана).
31-го августа, днем, штабом нашего юго-западного фронта дана была директива, в которой 4-ой армии (в состав которой входила Гвардия) было указано «войскам дать некоторый перерыв в развитии наших наступательных операций для отдыха, укомплектование войск, устройства тыла»[30].
Этим и объясняется первая за время Люблинских боев дневка полка в Гарасюках, 1-го сентября.
Однако, 2-го сентября, полк снова двинулся в бой. Действительно, 4-ой армии было приказано захватить и обеспечить переправы на р. Сан у Кржешова и Уланува[31] (в 10 верстах вниз по течению Сана, т.е. на северо-запад от Кржешова).
Во исполнение этой директивы и разыгрался, славный для полка, Кржешовский бой, 2-го сентября.
С утра полк выступил из Гарасюков к Сану. Артиллерийский огонь австрийцев, занимавших, прикрывавший идущую по австрийскому берегу реки железную дорогу, Кржешовский тет-де-пон, заставил полк развернуться. На правом фланге наступал I-й батальон, на крайнем левом, как бы охватывая Кржешовский тет-де-пон с его правого фланга, наступал наш II-й батальон.
В самом начале наступления в I-м батальоне был ранен младший офицер 3-ей роты прапорщик Хвостов.
Наступление было трудным, так как приходилось брать в лоб заранее укрепленную позицию австрийцев, заблаговременно укрепивших и прочно занявших Кржешовский тет-де-пон. Между тем, из передовых линий наших рот ясно была видна лихорадочная работа железной дороги, спешно увозившей эшелон за эшелоном. Захват Кржешовской переправы сразу прекратил эвакуацию австрийцев и лишил их возможности использовать железную дорогу.
Взять в лоб Кржешовский тет-де-пон, однако, несмотря на потери и доблестное фронтальное наступление наших батальонов, было нам не по силам.
Слава Кржешовского боя, разделенная всеми его участниками, все же в особенности принадлежит нашему II-му батальону, командир которого полковник Вешняков решил, по собственному почину, обойти Кржешовский тет-де-пон и атаковать его с юго-востока, прорываясь вдоль Сана к переправе.
Смелый план этот удался. Быстрым ударом роты нашего II-го батальона обошли австрийцев, сбили их и бросились к переправе.
Командир 6-й роты капитан Веселого, во главе своей роты, бросился на горящий мост и перейдя по нему р. Сан, овладел переправой.
Кржешов пал и Семеновцы первыми перешли через р. Сан, захватывая пленных, пулеметы и трофеи. Смелый почин нашего II-го батальона и удар 6-ой роты дали нам Кржешовский тет-де-пон и сломили фронт сопротивления австрийцев по Сану[32].
Значение Кржешовского боя было оценено и нашим командованием и нашими противниками. В телеграмме Верховного Главнокомандующего было отмечено в этот день, что «батальон Семеновцев по захваченному мосту первым перешел р. Сан у Кржешова». Историки Галицийской битвы Цихович и Белый, даже в советских условиях, не смогли этого обойти молчанием.
Цихович пишет: «В 4-ой армии батальон Семеновцев, по захваченному мосту, 2(15) сентября перешел на левый берег Сана»[33].
Белый отмечает, что «хотя 1-ая австрийская армия первоначально должна была удерживать район по р. Сану до вечера 3(19) сентября, для обеспечения отхода более южных армий, однако, постепенное форсирование реки Сан русскими войсками, заставило командование 1-ой армии начать отход 2-го сентября, когда эта армия... отошла на 15-20 километров от линии р. Сана»[34]. В ряду этого постепенного форсирования р. Сан первое место, так как первыми переправились у Кржешова именно они, принадлежит Семеновцам.
Австрийцы пишут про нас: «2-го сентября 4-ая русская армия достигла Кржешова, где один гвардейский батальон переправился через реку»[35].
Полк к вечеру собрался в Кржешове. Здесь же впервые с начала Люблинских боев, он увидел своего начальника дивизии, генерал-лейтенанта Олохова, прибывшего его поздравить.
На следующий день, 3-го сентября, 1-ая австрийская армия оставила фронт р. Сана и начала свой отход на подступы к Кракову, за реку Дунаец (в западной Галиции)[36].
Сейчас трудно точно установить, кто именно был нашим противников в день Кржешова. Несомненно, что это были части X-го австрийского корпуса и, по-видимому, 24-ой его дивизии.
Кржешовской победой, отмеченной в телеграмме Верховного Главнокомандующего, закончились, славные для полка, Люблинские бои.
За 13 дней, из коих 10 дней с боем, полк прошел от Люблина до Сана 170 верст, разбив противника сперва во встречных боях 20-23 августа у Владиславова – Кщоновского леса, затем сбив его с укрепленной позиции под Уршулиным (24-27 августа) и, наконец, форсировав р. Сан по горящему мосту у Кржешова, 2-го сентября.
Славные для полка имена Владиславов – Кщоновский лес, Уршулин и Кржешов навсегда останутся памятными в длинной истории полковых побед, наряду со славными именами Лесной, Полтавы, Гангуда, Аустерлица, Фридланда, Бородина и Кульма.
Обильно политые кровью Семеновцев поля славных побед их под Люблиным, останутся в памяти потомков Семеновцев 1914 года и если Провидению не было угодно, чтобы славные имена эти не были запечатлены на знаменах и киверах полка, память о них жива и будет жить в сердцах Семеновцев.
Сейчас, 21 год спустя, трудно установить истинную цифру потерь, цену крови Люблинской победы Семеновцев.
Точной является только цифра офицерских потерь. Всего за Любленские бои полк потерял:
убитыми и смертельно ранеными –
4 офицеров;
ранеными –
6 офицеров.
Итого –
10 офицеров.
По батальонно потери распределяются следующим образом:
Уб. и см. ран.
Ранен.
Всего
I б.
2
1
3
II б.
2
1
3
III б.
–
2
2
IV б.
–
2
2
Итого 4 6 10По средним (в общем очень верным) подсчетам, это дает потери в нижних чинах до 400-500 убитыми и ранеными. Во всяком случае, цифра эта является скорее преуменьшенной, чем преувеличенной, так как относительный % убитых и раненых офицеров всегда превышал в полку нормальное соотношение между числом офицеров и солдат.
ПРИМЕЧАНИЯ:
[1] Все числа по старому стилю.
[2] В 15 верстах к западу от Варшавы.
[3] Состав полка в первом бою (у Владиславова 20-го августа 1914 г.).
Командир полка, ген.-майор фон-Эттер, помощник – полковник фон-Тимрот I, полковой адъютант – шт.-капитан Соллогуб; при штабе полка – поручик Подчертков I; начальник команды связи – поручик барон Унгерн-Штернберг; младший офицер – подпоручик фон-Фольборт I; начальник команды конн. разведчиков – шт.-капитан Михно; начальник пулеметной команды – шт.-капитан Бржозовский; маладш. офицеры: поручик Сморчевский, подпор. Бренер I; начальник хозяйственной части – подполковник Пронин 2; командир нестроевой роты – поручик Молчанов; начальник обоза 1 разр. – подпоручик Казаков; старший врач – надворный советник Оницканский; младшие врачи: Васильев, Григорьев, Иванов, Георгиевский и зауряд-врач – Бригер; полковой священник – о. А. Алексеев; полковой капельмейстер – Николаев; заведующий оружием – Князев; полковой казначей – Иванов.
I-й батальон: командир – полковник фон-Сиверс I; младший штаб-офицер – полковник фон-Тимрот 2; бат. адъютант – шт.-капитан Фадеев; Его Величества р. – капитан Попов; младш. офицеры: подпоручик Зайцов 2 и подпоручик Баланин; 2 р. – капитан Леонтьев, младш. офицеры: подпоручики ф. д. Лауниц и Толстой 1, пр. Тимашев; 3 р. – шт.-капитан ф.-Эссен 1, младш. офицеры: поручик Зайцев 1, подпоручик Орлов, прап. Хвостов; 4 р. – капитан ф.-Сиверс 2, младш. офицеры: подпоручики Купреянов, Лобачевский и Чуфаровский.
II-й батальон: командир – полковник Вешняков, младш. шт.-офицер – капитан Свечников; бат. адъютант – подпоручик Толстой 2; 5 р. – шт.-капитан Тавилдаров, младш. офицеры: подпоручик Энгельгардт 1, пр. Чистяков; 6 р. – капитан Веселаго, младш. офицеры: подпоручики Тигерстедт, ф.-Эссен 2 и прап. барон Типольт; 7 р. – капитан Брок, поручик Иванов-Дивов 2, прапор. Комаров, Тухачевский; 8 р. генер. Суворова, - шт.-капитан Мельницкий 1, подпр. Пенхержевский 2, пр. Штильберг и ф.-Фольборт 2.
III-й батальон: командир – полковник Зыков, бат. адъютант – подп. Лялин 2; 9 р. – шт.-капитан Азанчевский-Азанчеев, младш. офиц. – подп. барон Витте, 10 р. – капитан Андреев, младш. офиц.: подп. Бойе ав Геннэс, пр. Клименко; 11 р. – шт.-капитан Михайловский, младш. офицеры: подп. Степанов и Лентюжников; 12 р. – капитан Штейн, младш. офиц.: подп. Дирин, прап. Энгельгардт 2 и Витаци.
IV-й батальон: командир – ф.-адъютант полковник Цвецинский, младш. шт.-офиц. капитан кн. Косаткин-Ростовский, бат. адъютант поручик Якимович 1; 13 р. – капитан Гончаров, младш. офиц.: пор. Коновалов 1, подпор. Рыльке; 14 р. – шт.-капитан ф.-Миних, младш. офиц.: пор. Азанчевский и подпор. Спешнев; 15 р. – капитан Рихтер, младш. офиц.: пор. Якимович 2 и пр. Столица; 16 р. – капитан Поливанов, младш. офиц.: подп. Коновалов 2 и прап. Молоствов.
[4] II-й батальон без 7 роты, бывшей в прикрытии к обозу.
[5] За этот бой капитан Свечников был награжден Георгиевским оружием.
[6] В этом бою Преображенцы потеряли 5 убитых и 13 раненых офицеров.
[7] За этот бой командир полка генерал-майор фон-Эттер был награжден Георгиевским оружием.
[8] Владиславов.
[9] Того же X-го корпуса (кроме 2, в него входили 45 и 24).
[10] Ген. инф. фон-Мейкснер – командир X ав.-вен. корпуса.
[11] Oesterreich-Ungarns litzter Krieg 1914-1918, том I, стр. 259.
[12] При содействии на их левом фланге Лейб-Егерей.
[13] Цитирую по австрийской карте, по русской 2-верстке, по которой было отдано приказание, она называлась иначе (высоты в саженях, а не в метрах, как на австрийской карте).
[14] Роты Е. В. и 2-ая ночевали в с. Выгнановице.
[15] Без 5 роты, назначенной в прикрытие артиллерии.
[16] Опыт боев того же 25-го августа полков 2-ой Гвардейской пехотной дивизии это подтвердил, и полки эти заплатили за свой порыв неслыханными потерями.
[17] Полковник, а тогда подпоручик и мл. офицер Е.В. роты Зайцов 2.
[18] I-й батальон.
[19] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 295.
[20] Там же, стр. 296.
[21] Сообщение полковника Зайцова 2.
[22] По-видимому, речь идет о потере правофланговым полком 37-й гонведной дивизии высоты «295» (по австрийской карте) у Домбрувской рощи, захваченной ночной атакой (на рассвете 27-го августа) Финляндцами.
[23] В 12 верстах юго-западнее Уршулина.
[24] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 297-298.
[25] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 298.
[26] Там же, стр. 298.
[27] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 299-300.
[28] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 316.
[29] Там же, стр. 316.
[30] Оф. советское издание «Стратегический очерк войны 1914-1918», ч. I, стр. 213.
[31] Там же, стр. 214.
[32] За этот бой командир II-го батальона полк. Вешняков и командир 6-й роты кап. Веселого были награждены орденами Св. Георгия 4-й степени.
[33] Я. К. Цихович «Стратегический очерк войны 1914-1918», ч. I, стр. 216.
[34] А. Белый «Галицийская битва», Москва, 1929 г., стр. 340.
[35] Австр. оф. История Войны, т. I, стр. 342.
[36] Там же, т. I, стр. 343.